Сергий (Страгородский), патр. - Православное учение о спасении 

Сергий (Страгородский), патр.



ПРАВОСЛАВНОЕ УЧЕНИЕ

О СПАСЕНИИ


ОПЫТ РАСКРЫТИЯ НРАВСТВЕННО-СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ СПАСЕНИЯ
НА ОСНОВАНИИ СВ. ПИСАНИЯ И ТВОРЕНИЙ СВЯТООТЕЧЕСКИХ.


Архимандрита Сергия


Аз есмь лоза, вы же рождие. (Ин. 15, 5)


ИЗДАНIЕ ВТОРОЕ.

КАЗАНЬ

Типо-литографiя Императорскаго Университета.

1898.



О Г Л А В Л Е Н И Е


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.

Вопрос о личном спасении. (Речь перед защитой магистерской диссертации).


ВВЕДЕНИЕ.

Часть I

Происхождение правового жизнепонимания. Католичество. Протестантство, как поправка католичества. Призрачность протестантского спасения.

Часть II

Католичество после протеста. Попытка объяснить начало новой жизни магическим превращении.


ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Правовое жизнепонимание пред судом Св. Писания и Св. Предания

Необходимость доброделания. Себялюбие, как основа правового жизнепонимания. Следы этого понимания в Св. Писании и Св. Предании. Невозможность с правовой точки зрения объяснить отношения Бога к человеку. Милость, как основной закон этих отношений. Заслуга de congruo. Извращение нравственной жизни при правовом понимании. Обличение наемничества св. отцами Церкви. Чем объяснить следы правового жизнепонимания в Св. Писании и Предании.


ГЛАВА ВТОРАЯ.

Вечная жизнь

Вечная жизнь, как Богопознание, как Богообщение. Святость как содержание вечного блаженства. Самоценность добра и его естественность для человека. Отсутствие чуждых нравственности начал в христианском учении о высшем благе.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Возмездие

Отношение настоящей жизни к будущей. Причина кажущейся потусторонности последней. Происхождение понятия возмездия. Учение о возмездии, как естественном следствии в Св. Писании; - в Св. Предании: у свв. Иринея Лионского, Григория Нисского, Макария Египетского, Ефрема Сирина, Василия Великого, Кирилла Иерусалимского, Иоанна Златоуста, Ипполита Римского. Понятие о Правде Божией.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Спасение

Отличие православного учения о спасении от правового. Учение о спасении в Ветхом Завете. В Новом Завете. Понятие о спасении в Св. Предании. Спасение, как дело нравственное, а не механическое. Прощение грехов. Несостоятельность протестантской пронунциации. Невменение, как домирное предположение всего домостроительства. Нравственный перелом, как внутренняя сущность оправдания. Учение о том в Св. Писании. У оо. Церкви: Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Григория Нисского, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Кирилла Александрийского, Ефрема Сирина, Иустина Мученика. Мысли преосв. Феофана. Облачение во Христа. Свободный акт решения, как основной в таинстве, вопреки западному превращению. Вывод о характере полученной праведности. Возможность утраты. Зачаточный характер праведности крещения. Задача последующей жизни человека.


ГЛАВА ПЯТАЯ.

Вера

Отличие православной и правовой точки зрения на вопрос об условиях спасения. Неопределенность в ответе на этот вопрос в Св. Писании и Предании. Способ разъяснения этой неопределенности. Вера, как единое условие спасения. Происхождение веры и ее действительность в душе человека. Ошибка протестантов. Значение веры в самом свободно-благодатном акте возрождения человека. Определение верой дальнейшей жизни человека. Вера, как начало жизни. В чем именно состоит спасительность веры? Вера и дела. Заключение: спасение по милости через веру.


ПРИЛОЖЕНИЕ.

Выдержки из "Богословского вестника", июль 1895 г.

Отзывы архим. Антония (Храповицкого) и проф.Соколова В.А. о сочинении архим. Сергия (Страгородского)


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

ВОПРОС О ЛИЧНОМ СПАСЕНИИ. [1]

Ваше Bыcoкoпpeпoдoбиe и Мм. гг.!

Вашему просвещенному вниманию я предлагаю свою посильную попытку раскрыть на основании Св. Писания и творений святоотеческих православное учение о личном спасении, т. е. о том, в каком смысле и каким путем человек, каждая данная личность получает причастие истинной, вечной жизни.

Не трудно определить побуждения, заставившие меня остановиться именно на этом отделе вероучения. Вопрос о жизни, о цели существования, - о том, как человеку жить, чтобы жить истинною жизнью,-поистине является альфой и омегой всякой философии и всякого религиозного учения. Как бы ни были отвлеченны, туманны, под час странны и даже нелепы логические построения того или другого мыслителя, но раз он действительно мыслитель, а не промышленник мысли, раз он хочет истины, хочет слова, исходящего из уст Божиих, а не хлеба,-последний конец и вместе точка отправления его философской работы все-таки будет он сам, его собственное положение в мире и такое или иное определение его жизненной задачи. Философия без выводов для жизни не есть философия, а пустая игра в философские слова.

Точно также и в религии. Знание о Боге только тогда будет иметь смысл для человека, когда Бог будет для него "Единым святым", носителем его идеалов, законодателем его жизни. И бесы веруют, говорит св. ап. Иаков, но они только трепещут. Для них лучше было бы совсем не знать о Боге, и они, конечно, предпочли бы состояние неведения своему теперешнему состоянию. Человек, который живет только минутой, который законом своего существования полагает лишь свою волю, свое хотение, - такой человек, конечно, иногда не будет много спорить о том, какую веру он исповедует. Для него все веры одинаково отвлеченны и бессодержательны, и, следовательно, одинаково безразличны. Истины веры могут интересовать его разве, как предмет спора, в котором он может обнаружить свои познания, свое остроумие, - будут интересовать его, может быть, в качестве его природного, национального достояния, - одним словом, могут быть интересны своей внешней стороной и по случайным причинам. Но истинности, но объективности и, поэтому, обязательности для себя этого вероучения такой человек понять и признать не может. Он видит только философские положения и выводы, видит только догмат и не замечает того жизненного уклада, который составляет на деле, в реальности содержание всех этих отвлеченных для него и невразумительных тонкостей догматики. "Кто говорить, что любит Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец и нет в нем истины" (1 Ио. IV, 20). 3нание Бога тогда действительно, когда оно сопровождается соответствующею жизнию, - когда человек по этому знанию себя устрояет.

Но жизнь является судьей человека не только в этом общем смысле, т.е. не в том только, верует или не верует он в то, что проповедует. Жизнь служит лучшим средством и для определения и выяснения подлинного мировоззрения человека или той или другой философской системы, равно как и для оценки этого мировоззрения. В вопросе о Боге, о мире и об общих отношениях между ними можно иногда ограничиться одной формой, только внешними соотношениями понятий, не задаваясь вопросом о том, что эта форма или эта оболочка в себе заключает, не доводя отвлеченных выводов до осязаемой, жизненной ясности. Вопросы эти, отвлеченные по самому существу своему, могут иногда и не требовать (по крайней мере, может показаться, что они не требуют) себе такого соответствия в наличной действительности, - это соответствие предполагается где-то вверху, вдали от этой жизни и от окружающей обстановки. Но лишь только человек опустится с высоты отвлечения вниз на землю к действительной жизни, лишь только он оставит бытие в его целом и займется, в частности, своей собственной личностью, постарается из общей основы вывести свои личные отношения к этому целому и к другим подобным же личностям, - тогда у него сразу же отнимается всякая возможность ограничиться одной формой, одним отвлечением. Как бы ни была стройна его система, как бы ни были хорошо приноровлены друг к другу разные его определения и выводы, - ни он сам, ни кто-нибудь другой в вопросе о жизни этой стройностью не удовлетворится. Необходимо будет показать, что в действительности-то соответствует этим стройным понятиям и выводам. Здесь и может обнаружиться призрачность, выдуманность многих теорий и систем. Все старательно и эффектно отделанное построение какого-нибудь мыслителя может разлететься в прах от одного этого прикосновения с жизнью, именно от одной невозможности подтвердить ссылкой на опыт свои умозрения.- Если же мировоззрение истинно, тогда, при сопоставлении с жизнию отвлеченные и малопонятные формулы и термины становятся ясными, понятными, почти осязаемыми, - тогда и действительная жизнь представятся уже не странным отрицанием философии, не грубой насмешкой над ее идеализмом, а наоборот ее разъяснением, комментарием, - прямым выводом из нее.

Вопрос о личном спасении и представляет в системе нашего вероучения именно такой пункт, в котором это последнее становится лицом к лицу с действительностью, с реальным бытием и хочет в жизни, в практике показать, в чем собственно заключается та истина, которую оно проповедует. - В этом пункте каждое вероисповедание может найти себе и беспристрастную оценку. - Раз здесь предполагается определение жизненной цели человека, вполне согласное с доводами разума и требованиями нравственного сознания, - раз все отвлеченные формулы и термины находят себе полное соответствие в данных опыта, не оставляя ничего темного, ничего необъясненного, - раз и остальные части системы, части отвлеченные, прямо предполагаются и в свою очередь объясняются данным определением жизни и ни в чем ему не противоречат, - это значить, что данное вероисповедание представляет из себя не свод человеческих измышлений, а прямой снимок с реального бытия, что оно не искажает факта жизни, а подлинно его воспроизводит, - что, следовательно, оно есть истина. А, с другой стороны, раз найдены в действительной жизни факты, соответствующие положениям и выводам, - раз представилась, таким образом, возможность опытно постигнуть, в чем жизнь по христианству, тогда освобождается, от малопонятности, отвлеченности, формальности и вся система христианского вероучения. Кто любит брата своего, тот познал Бога и видел Его, говорит Апостол (I Ио. IV, 7. 8). Иcпытaвший фактически суть христианской жизни, поймет и в чем состоит жизнь Божия, потому что последняя не метафизическое только основание, но и прямой прототип и источник жизни человека. В том (Слове Божием) была жизнь и жизнь была свет человекам, (Ио. I, 4), предносилась человеческому сознанию и в качестве идеала.

Следовательно, тот, кто хочет узнать истинное существо католичества, протестантства или православия, тот должен обратиться не к теоретическому их учению, а к их понятию о жизни, к их учению, именно, о личном спасении, в котором (учении) это понятие наиболее ясно выражено, - тот должен опросить каждое из вероисповеданий, в чем оно полагает смысл жизни человека, его высшее благо. Догмат о filioque, несомненно, касается краеугольного камня нашей веры,-но выразил ли он, этот догмат все католичество и можно ли думать, что с устранением его западное христианство пойдет на примирение с нами? Устранен будет только один из многочисленных пунктов разногласия, только одним из многочисленных поводов к пререканиям будет меньше, а разделение не ослабеет нисколько. Ведь, не от filioque католичество, а наоборот. Догмат о папстве, конечно, составляет основную пружину, так сказать, душу католичества, но опять таки не от папства произошло извращенное католическое жизнепонимание, а от этого последнего папство, иначе не объяснить, почему и каким образом папа нашел и находит себе в западном мире столько покорных, фанатически преданных ему слуг и стольких безгласных последователей, - одними подделками и уловками, одним иезуитизмом и властолюбием Рима этого явления объяснить нельзя. Точно также не вследствие отвержения таинств и церковного предания и не вследствие преувеличенного понятия о падшей природе человека, - протестанты пришли к своему призрачному, фиктивному спасению а, наоборот, исказивши самое понятие о жизни, они должны были последовательно исказить и все церковное устройство и учение. Предположим, что все ошибки в учении и устройстве будут исправлены, - искаженное понятие о жизни докажет, что эти исправления только на словах, - чрез несколько времени протестанты должны будут создать на место устраненных новые искажения, новые ошибки.

Точно также и православие узнается не из его теоретического учения. Отвлеченные положения и формулы по самой своей отвлеченности одинаково неудобопонятны, неудобопредставимы для человека, будут ли они католическими или православными. Разве прямая логическая нелепость обнаружит несостоятельность инославной системы. Как выражение именно объективно-данной истины, православие всего более и глубже познается тем, где оно всего непосредственнее соприкасается с этой объективной истиной, с областью действительного бытия: в своем описании действительной жизни человека, в своем определены жизнецели и основанном на этом последнем учении о личном спасении. Только окончательно усвоивши себе православное учение о жизни, можно вполне (не логикой только) убедиться в непреложной, безусловной истинности православия, - можно понять, наглядно уразуметь эту истинность. После же этого получат свой глубокий, полножизненный смысл и все те теоретические положения, все те догматы, которые раньше казались лишь безразличными метафизическими тонкостями. Все это будет одно и тоже, единое по духу и идее, учение об истинной жизни, - только на этот раз жизнь рассматривается не для человека, а в своей объективной данности, сама в себе.

В этих азбучных истинах пришлось убедиться на деле и мне при написали моего сочинения. К вопросу о личном спасении я приступил на первых порах с интересом чисто теоретическим. Мне хотелось выяснить себе вопрос этот просто, как темный, запутанный пункт вероучения, трудно поддающийся определению. Как точнее выразить наше учение о спасении? Что православному нельзя говорить так, как говорят католики,-это известно, - что ему еще менее можно говорить так, как говорят протестанты, это тоже выше всякого сомнения, - но как он должен говорить?

Чтобы дать себе отчет в этом, я стал читать творения св. отцев Церкви. Читал я их не только потому, что понимал их, так сказать, канонический авторитет, не только в качестве обязательного для всякого христианина церковного предания. Моя мысль была несколько иная: я искал в творениях св. отцев описания и разъяснения жизни по Христу, или истинной, должной жизни, т.е. того именно явления в объективном мире, которое хотят дедуктивно вывести и определить отвлеченные формулы догматики. Я хотел уяснить себе взгляды отцев на жизнь человека, чтобы из этого объективного основания потом проверить и теоретическое учение и дать ему более соответствующее объяснение.

Такой прием исследования в православии необходим. Мы знаем, что Иисус Христос принес нам не одно учение, и что дело апостолов и церкви состояло не в том только, чтобы выслушать беседы Иисуса Христа и потом передать их в буквальной точности из рода в род: для такой цели лучшее средство - не устное предание, а кaкие-нибудь скрижали. Мы знаем, что Иисус Христос принес нам прежде и главнее всего новую жизнь и научил ей апостолов, и что дело церковного предания не учение только передавать, но передать из рода в род именно эту зачавшуюся с Христом жизнь, передать именно то, что не передается никаким словом, никаким писменем, а лишь непосредственным общением личностей. Теоретическое учение только обобщает и возводит в систему это учение о жизни. Поэтому, апостолы и выбирали своими преемниками и заместителями людей, именно наиболее преуспевших, наиболее сознательно и прочно усвоивших себе возвещенную им жизнь Христову. Поэтому, и отцами церкви признаются не те из церковных писателей, которые были наиболее учены, наиболее начитаны в церковной литературе, - отцами церкви признаются писатели святые, т.е. воплотившие в себе ту жизнь Христовы, хранить и распространять которую церковь получила себе в удел. Если же так, то составить себе правильное понятие о православии можно не разбором его основоположительного, отвлеченного учения, - а именно наблюдением над этой реальной жизнью по Христу, которая хранится в православной Церкви. А так как признанными носителями, воплотителями этой жизни, этого жизненного предания были св. отцы, в писаниях своих подробно толкующие эту жизнь, - то естественно к ним для наблюдений и обратиться. Я так и сделал.

Чем больше я читал св. отцев, тем для меня становилось все яснее и яснее, что я вращаюсь в совершенно особом мире, в кругу понятий, далеко не похожем на наш. Я стал понимать, что разность православия и инославия заключается не в каких-нибудь частных недомолвках и неточностях, а прямо в самом корне, в принципе, что православие и инославие противоположны между собой так же, как противоположны себялюбие, жизнь по стихиям мира, ветхий человек и самоотверженная любовь, жизнь по Христу, человек обновленный. Предо мной встали два совершенно отличных, не сводимых одно на другое мировоззрения: правовое и нравственное, христианское. Первое я назвал правовым, потому что лучшим выражением этого мировоззрения служит западный правовой строй, в котором личность и ее нравственное достоинство пропадают, и остаются только отдельные правовые единицы и отношения между ними. Бог понимается главным образом первопричиной и Владыкой мира, замкнутым в своей абсолютности, - отношения Его к человеку подобны отношениям царя к подчиненному и совсем не похожи на нравственный союз. Точно также и человек представляется в его отдельности, он живет для себя и только одной внешней стороной своего бытия соприкасается с жизнью общего, - только пользуется этим общим; даже и Бог с точки зрения человека является только средством к достижению благополучия. Началом жизни, следовательно, признается себялюбие, а общим признаком бытия - взаимная отчужденность всего живущего. Между темь, по мысли св. отцев, бытие и жизнь в собственном смысле принадлежать только Богу, который и носит название "Сый", - все же остальное, все тварное существует и живет исключительно своим причастием этой истинной жизни Божией, этой вожделенной Красоте, по словам св. Василия Великого. Бог, следовательно, связан с своим творением не одним абсолютным "да будет", Бог в прямом смысле служит средоточием жизни, без которого тварь так же немыслима в своем настоящем существовании, как и необъяснима в своем происхождении. Переводя это метафизическое положение на язык нравственной жизни, получим правило: никто не может и не должен жить для себя, - смысл жизни каждого частного бытия - в Боге, что практически значит, в исполнении Его воли. "Я пришел не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца". Основным началом жизни каждого признается, таким образом, уже не себялюбие, а "любовь истины" (2 Сол. II, 10). Верный этому закону, человек в своих отношениях к Богу, миру и к людям руководится уже не себялюбивой жаждой бытия (выводом отсюда была бы борьба за существование), а бескорыстным алканием и жaждaниeм правды, как высшего закона, которому он и приносит в жертву свое бытие. В правовом жизнепонимании искали счастья, здесь ищут истины. Там нравственное добро, святость, считалось средством к достижению блаженства, здесь истинное бытие и приписывается только одному нравственному добру, воплощенному в Боге, - и блаженство человека, следовательно, считается тожественно с святостью.

После этого понятно, что произойдет, если мы рамки жизнепонимания правового приложим к нравственному, христианскому. Конечно, буквальных совпадений можно будет подыскать очень много, - можно будет под каждую правовую рубрику подогнать, втиснуть то или другое положение православное. Но ведь нужно помнить, что правовые рамки гораздо формальнее, внешнее нравственных, что они не могут выразить всей глубины, жизненности жизнепонимания нравственного. Громадное множество понятий окажется совсем не обобщенным, оставленным без внимания, - будет разделено многое, что нужно непременно представлять единым, и, наоборот, сбито в одну рубрику то, что требует строгих разграничений. Православное учение представлено будет, следовательно, во всяком случае односторонне, чтобы не сказать, неправильно.

Этим и определилось содержание и характер моего труда: я должен был начать с критики правового жизнепонимания, чтобы уже потом в главах: о вечной жизни, о возмездии, о спасении и о вере раскрыть положительное учение православное. Общий мой вывод таков: истинная жизнь человека - в общении с Богом. Быть причастником этой вечной жизни можно только чрез уподобление Богу (отсюда необходимость добрых дел, т.е. духовно-нравственного возрастания), но это уподобление возможно только тогда, когда Бог придет к человеку, а человек узнает и примет Бога. Необходима, следовательно, благодатная помощь Божия и вера во Христа и Бога, которая делает возможным совершение спасения. "Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой, и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел со Отцем Моим на престоле Его" (Апок. III, 20-21). К этому направлено все промышление Божие, все домостроительство нашего спасения, в этом цель и смысл и служения Иисуса Христа.

В основу моего исследования, как выразился один из моих почтенных рецензентов, положена идея тождества блаженства и добродетели, нравственного совершенства и спасения. Насколько удачно и последовательно применил я эту идею к тому отделу вероучения, который я хотел раскрыть, - это судить не мне, - но я утешаю себя мыслию, что в богословском сочинении я напомнил эту идею, или точнее говоря, напомнил необходимость иметь ее в виду при догматическом исследовании православного учения.


[1] Речь пред защитой магистерской диссертации на тему: "Православное учение о спасении".


Издательский отдел Московского Патриархата
Иосифо-Волоцкий монастырь
Издательство "Просветитель"
Москва 1991 



Поддержите нас!  

Рейтинг@Mail.ru


На правах рекламы: