[Православная беседа] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]
Отправлено Crossader 01:08:05 18/05/2000:
Диалог митрополита Сергия с так называемыми "иосифлянами". Из книги протиерея Владимира Ципина (Московская патриархия) "Русская церковь 1925-1938". Со стр 146. ...С этим письмом, а также с посланием от находившихся в ту пору в Питере викарных архиереев, несогласных с митрополитом Сергием, и письмом ленинградских священников, составленным профессором-протоиереем Феодором Андреевым, в Москву, к Заместителю Местоблюстителя, направилась депутация из Четырех представителей епархии: епископа Гдовского Димитрия (Любимова), профессора-протоиерея Василия Верюжского, протоиерея Викторина Добронравова и мирянина Алексеева, представлявшего верующий народ. Эта делегация была принята митрополитом Сергием вне очереди. Беседа состоялась 12 декабря 1927 года и продолжалась два часа. Делегаты из Питера подошли под благословение к митрополиту Сергию и вручили ему привезенные с собой послания. Владыка Сергий приступил к чтению этих бумаг, читал внимательно, медленно, но часто отрывался от чтения и делал замечания вслух. Гости отвечали или возражали ему, и так, в промежутках между чтением бумаг, протекала беседа. — Вот вы протестуете, а многие другие группы меня признают и выражают свое одобрение, — проговорил митрополит Сергий, — не могу же я считаться со всеми и угодить всем, каждой группе. Вы каждый со своей колокольни судите, а я действую для блага всей Русской Церкви. — Мы, владыко, — возразил ему профессор-протоиерей Василий Верюжский, — тоже для блага всей Церкви хотим потрудиться, а затем, мы не одна из многочисленных маленьких групп, а являемся выразителями церковно-общественного мнения Ленинградской епархии из восьми епископов, лучшей части духовенства. Я являюсь выразителем сотни моих друзей и знакомых, и, надеюсь, тысячи единомышленных научных работников Ленинградской епархии, а Алексеев — представитель широких народных масс. Епископ Димитрий, семидесятилетний старец, пал перед митрополитом на колени и со слезами в глазах сказал: — Снятый Владыко! Выслушайте нас, Христа ради! Митрополит Сергий сразу поднял его под руки с колен, усадил в кресло и проговорил с некоторым раздражением: — О чем слушать? Ведь уже все, что вами написано, написано и другими раньше. На все это мной уже много раз отвечено ясно и определенно. Что вам неясно? — Владыко, — заговорил епископ Дмитрий, продолжая плакать, — во время моей хиротонии вы сказали мне, чтобы я был верен Православной Церкви и в случае необходимости готов был и жизнь свою отдать за Христа. Вот и настало такое время исповедничества: я хочу пострадать за Христа. А вы вашей «Декларацией» вместо пути Голгофы предлагаете встать на путь сотрудничества с богоборческой властью, гонящей и хулящей Христа. Предлагаете «радоваться ее радостями» и «печалиться ее печалями». Властители наши стремятся уничтожить Церковь и радуются разрушению храмов, радуются успехам своей антирелигиозной пропаганды. Эта радость их — источник нашей печали. Вы предлагаете благодарить Советское правительство «за внимание к нуждам православного населения». В чем же это внимание выразилось? В убийстве епископов, тысяч священников и миллионов верующих, в осквернении святынь, в издевательствах над мощами, в разрушении храмов и уничтожении монастырей? Уж лучше бы этого внимания не было! — Правительство наше, — сухим, официальным тоном остановил епископа Димитрия митрополит Сергий, — преследовало духовенство только за политические преступления. — Это клевета! — воскликнул епископ Дмитрий. — Мы хотим добиться примирения Православной Церкви с правительственной властью, — с некоторым раздражением сказал митрополит Сергий, — а вы стремитесь подчеркнуть контрреволюционный характер Церкви. Вам мешает принять мое «Воззвание» политическая контрреволюционная идеология, которую осудил Святейший Патриарх Тихон. Митрополит Сергий, порывшись среди бумаг, достал документ, подписанный Патриархом Тихоном. — Нет, владыко, — возразил профессор-протоиерей Василий Верюжский, — нам не политические убеждения, а религиозная совесть не позволяет принять то, что вам ваша совесть принять позволяет. Мы со Святейшим Патриархом Тихоном согласны, мы тоже осуждаем контрреволюционные выступления. — Я лично, — сказал епископ Димитрий, — человек совершенно аполитичный, и если бы мне понадобилось самому на себя донести в ГПУ, я не мог бы ничего придумать, в чем я виновен перед советской властью. Я только скорблю и печалюсь, видя гонения на религию и Церковь. Нам, пастырям, запрещено говорить об этом, и мы молчим, но на вопрос: имеется ли в СССР гонение на религию и Церковь, я не мог бы ответить иначе, чем утвердительно. Когда вам, владыко, предлагали написать вашу «Декларацию», почему вы не ответили, подобно митрополиту Петру, что молчать вы можете, но говорить неправду не можете? — В чем же неправда? — спросил митрополит. — А в том, что гонения на религию, этот «опиум для народа», по марксистскому догмату, у нас не только имеются, но по жестокости, цинизму и кощунству превзошли все пределы! — Так мы с этим боремся, — произнес митрополит Сергий, — но боремся легально, а не как контрреволюционеры. А когда мы покажем нашу совершенно лояльную позицию по отношению к советской власти, тогда результаты будут еще более ощутительны. Нам, по-видимому, удастся, в противовес «Безбожнику», издавать собственный религиозный журнальчик. — Вы забыли, владыко, — сказал протоиерей Викторин Добронравов, — что Церковь есть Тело Христово, а не консистория с журнальчиком под цензурой атеистической власти! — Я хочу пострадать за Христа, а вы предлагаете отречься от Него, — с горечью проговорил Алексеев. — Так вы хотите раскола? — гневно спросил митрополит Сергий. — Не забывайте, что грех раскола не смывается и мученической кровью! Со мною согласно большинство, — веско добавил он. — Истина ведь не всегда там, где большинство, — возразил отец Викторин Добронравов, — иначе не говорил бы Спаситель о «малом стаде». И не всегда Глава Церкви оказывается на стороне истины: достаточно вспомнить время Максима Исповедника. — Голоса надо не подсчитывать, а взвешивать, — заметил профессор-протоиерей Василий Верюжский, — с вами не согласны оптинские старцы, соловецкие узники. Мы стоим на точке зрения соловецкого осуждения вашей «Декларации». Вам известно это послание с Соловков? — Это воззвание написал один человек — Зеленцов, а другие меня одобряют. Вам известно, что меня принял и одобрил сам митрополит Петр? — Простите, владыко, — возразил отец Василий Верюжский, — это не совсем так: не сам митрополит Петр, а вам известно это через епископа Василия. — Да. А вы почему это знаете? — Мы знаем это со слов епископа Василия. Митрополит Петр сказал, что «понимает», а не «принимает» вас. А сам митрополит Петр ничего вам не писал. — Так ведь с ним у нас сообщения нет. И митрополит Сергий продолжил чтение переданных ему бумаг. — Ну, а чего же тут особенного, что мы поминаем власть? — заметил он, снова прерывая чтение. — Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за Нерона. Неужели вам надо напоминать известный текст о властях апостола Павла? — А за антихриста можно молиться? — спросил профессор-протоиерей Василий Верюжский. — Нет, нельзя! — А вы ручаетесь, что это не антихристова власть? — Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло. — А дух-то ведь антихристов, не исповедывающий Христа, во плоти пришедшего! — Этот дух всегда был: со времен Христа до наших дней. Какой же это антихрист? Я его не узнаю! — Простите, владыко: вы его не узнаете! Так может сказать только старец, а так как возможность-то есть, что это антихрист, то мы и не молимся. Кроме того, с религиозной точки зрения, наши правители — не власть. — Как так, не власть? — изумился митрополит Сергий. — Властью называется иерархия: когда не только мне кто-то подчинен, а я сам подчиняюсь выше меня стоящему, и так далее, и все это восходит к Богу, как источнику всякой власти. — Ну, это тонкая философия, — с иронией заметил митрополит Сергий. — Чистые сердцем это просто чувствуют. Если же рассуждать, то надо рассуждать тонко, так как вопрос новый, глубокий, сложный, подлежащий соборному обсуждению, а не такому упрощенному пониманию, какое даете вы. Митрополит Сергий снова углубился в чтение. — А молитва о «в тюрьмах и изгнании сущих», — заговорил он снова, — исключена потому, что из этого делали политическую демонстрацию. — А когда, владыко, будет отменена девятая заповедь Блаженств, — ядовито заметил отец Василий Верюжский, — ведь ее тоже можно рассматривать как демонстрацию? — Она не будет отменена, — спокойно возразил митрополит, — я не изменяю Литургии. — И опять стал читать бумаги. И через некоторое время, вновь прерывая чтение, сказал: — Мое имя должно возноситься для того, чтобы отличить православных от борисовщины (так, по имени епископа Бориса Можайского, ставшего самым влиятельным в ВВЦС архиереем, называли иногда «григорьевскую» группу. — В. Ц.) — А известно вам, владыко, — спросил отец Василий Верюжский, — что теперь в обновленческих церквах произносится? — Так это только прием. — Так ведь в борисовщине это тоже только прием. — А скажите, владыко, имя митрополита Петра предполагается отменить? Митрополит Сергий не сразу ответил на этот вопрос. Потом с мрачным, подавленным видом сказал: — Еще в 1925 году предполагалось отменить возношение имени митрополита Петра. Если власти прикажут, так что же будешь делать? И сам Святейший Патриарх Тихон разрешил под давлением властей не поминать его. — Но Святейший Патриарх Тихон мог разрешить не поминать себя, — заметил отец Василий Верюжский, — а вы отменить имени митрополита Петра не можете! — Ну, а вот Синод-то чем вам не нравится? — спросил митрополит Сергий. — Мы его не признаем, не верим ему, — сказал отец Викторин Добронравов, — а вам пока еще верим. Ведь вы Заместитель Местоблюстителя, а Синод лично при вас, вроде вашего секретаря ведь? — Нет, — твердо возразил митрополит Сергий, — он орган соуправляющий. — Без Синода вы сами ничего не можете сделать? После долгой паузы митрополит Сергий ответил: — Ну да, без совещания с ним. — Мы вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду, мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к вам. — Чем же вам не нравится митрополит Серафим? — Будто бы вы, владыко, не знаете, — сказал отец Викторин. — Это все клевета и сплетни, — ответил митрополит Сергий. — А на вас, владыко, — спросил профессор-протоиерей Василий Верюжский, — власти не оказывают давления? Скажите из глубины вашей архипастырской совести! После долгого молчания митрополит Сергий сказал: — Ну и давят. Но и мнения таковы же! — Куда же вы нас толкаете, каким гонениям обрекаете? — Ничего вам не будет. Вот епископ Виктор открыто выступал против меня, и благополучно сидит, никто не трогает его. — Мы пришли не спорить к вам, — сказал отец Василий Верюжский, — а заявить от многих, пославших нас, что мы не можем, наша религиозная совесть не позволяет нам принять тот курс, который вы проводите. Остановитесь, ради Христа! Остановитесь! — Эта ваша позиция, — чуть иронично проговорил митрополит Сергий, — называется исповедничеством? У вас ореол! — А кем же должен быть христианин? — прервал его отец Василий Верюжский. — Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчие. Не всякая жертва принимается. Вспомните Киприана Карфагенского... — Вы спасаете Церковь? — не без лукавства и подвоха спросил протоиерей Викторин Добронравов. — Да, я спасаю Церковь, — сухо проговорил митрополит Сергий. — Церковь не нуждается в спасении, — поучительно заметил отец Викторин, — а вы сами через нее спасаетесь! — Ну да, — согласился митрополит Сергий, — с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: я спасаю Церковь. Но я говорю о внешнем положении Церкви. — А митрополит Иосиф? — напомнил отец Василий Верюжский. — Вы его знаете только с одной стороны. Нет! Он категорически не может быть возвращен! Во время этой беседы говорили также о епископе Петергофском Николае (Ярушевиче), о хиротонии епископа Сергия (Зенкевича) и других вопросах, волновавших питерское духовенство и питерских мирян. Через день после этой беседы митрополит Сергий принял у себя одного из членов делегации профессора-протоиерея Василия Верюжского и вручил ему письменный ответ с решительным отказом от пересмотра той линии церковной политики, основы которой изложены в «Декларации». В этом ответе, в частности, говорилось: «2. Перемещение епископов явление временное... часто удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать Церковное тело тем или иным путем, и епископ и паства должны пожертвовать своими личными чувствами, во имя блага обшецерковного. 3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных. 4. По поводу митрополита Серафима (Александрова) я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Епископ Алексий (Симанский) допустил в прошлом ошибку (имелась в виду его уклончивая позиция в 1922 г., при начале обновленческого раскола. — В. Ц.), но имел мужество ее исправить, притом он понес такое же изгнание, как некоторые из его теперешних недоброжелателей... 6. Устранено не моление за сущих в темницах и пленении (в ектений оно осталось), а только то место, которым иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию. 7. Относительно возвращения на свою кафедру митрополита Иосифа я еще подумаю». Беседуя с отцом Василием Верюжским, митрополит Сергий настойчиво пытался убедить его в неизбежности и оправданности избранного им курса в отношениях с государственной властью. Он говорил ему: «Ну, нас гонят, а мы отступаем. Но зато сохраним единство Церкви». Отец Василий уходил от святителя, не согласившись с его доводами, со словами: «Да вразумит вас Господь, владыко!»
Ответы и комментарии: