[Православная беседа] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]
Отправлено д.Андрей Кураев 22:42:11 09/08/2000
в ответ на:
Вот и ответ Кураева. Но не очень он меня убедил., отправлено
Александр В. 14:32:37 09/08/2000
Полный текст ответа «Русскому вестнику» был опубликован в моей книге «О нашем поражении». НЕНАВИСТЬ ЛИШАЕТ РАЗУМА (ответ на статью Д. Белякова “ Против ереси диакона Андрея Кураева” [Русский вестник. М., 1998/ № 27 – 28]). Если бы в “Русском вестнике” (далее “РВ”) появилась статья, говорящая о том, какой я блудник, стяжатель, лицемер – я бы попробовал заставить себя направить в газету благодарственно-покаянное письмо: “Спасибо, братья, за об-личение и вразумление. Простите меня, окаянного, и помолитесь обо мне!” Но когда речь идет об обвинении в ереси, когда обо мне пишут – “Хищный волк в овечьей шкуре, расхищающий стадо , а о моих книгах говорят, что это “наиболее полное из всех возможных богохулений, наиболее законченное из всех возможных богоборчеств” – православные правила велят защищаться. Слишком дорого для меня право служить Православию, чтобы так вот просто позволить какому-то сочинителю отторгнуть меня от него. Для начала меня обвиняют в том, что я читаю оккультную литературу. Это правда – читаю. Но ведь читаю-то я ее ради того, чтобы защищать Право-славие от нападок оккультистов. Если “Русский вестник” изобрел новый способ полемики, исключающий знакомство с текстами и аргументами противной сто-роны, – надеюсь, своим открытием он поделится со мной. Если за это вы готовы анафематствовать меня, – то заодно уж анафемат-ствуйте и святителя Иринея Лионского, книга которого “Против ересей” по-строена на тщательном изучении оккультно-гностической литературы и полна выписками из нее! Обличите в том же и святителя Епифания Кипрского, кото-рый свою антиеретическую книгу “Якорь” также построил на изучении гности-ческих источников! Неужели не понятно, что, запрещая православным богосло-вам знакомиться с оккультной писаниной, вы обезоруживаете Церковь? Зачем правила, запрещающие хранить и читать еретические книги людям, не иску-шенным в богословии, вы прилагаете к тем, кто защищает Православие от этих самых ересей? Анафематствуйте уж тогда всех преподавателей сектоведения, истории религии, сравнительного и основного богословия в наших семинариях . Беляков предлагает просто сжигать оккультные книги и отлучать оккуль-тистов от Церкви – “Вот и вся полемика!”. По счастью, Церковь никогда этим не ограничивалась. Ереси преодолевались всерьез лишь тогда, когда появлялись богословы, способные рациональными аргументами опровергнуть лжеучение. Даже анафемы Вселенского Собора оказалось недостаточно для преодоления арианства – пока не появились (лишь поколением позже) святители Василий Великий, Григорий Богослов, и Григорий Нисский. А столетием раньше в Ан-тиохии двух Соборов не хватило для обличения ереси местного митрополита Павла Самосатского. Ситуация изменилась в 269 г.: “До сих пор, на обоих предшествующих Соборах, ортодоксальные члены Собора, хотя и чувствовали неправославие Павла, но не могли изобличить его в этом с бесспорной для всех убедительностью. Павлу, как человеку образованному и изощренному в словес-ных препирательствах, удавалось искусно маскировать еретичность своих взглядов и обезоруживать своих противников. Но вот теперь Павлу с его софис-тическими уловками противопоставлен пресвитер Малхион, человек высокооб-разованный и бывший начальником антиохийского философско-софистического училища. Ему-то наконец и удалось путем блестящей диалек-тики разоблачить пред отцами Собора всё неправославие Павла”. Так что нужно знать аргументы еретика и уметь их опровергать не глот-кой, не громогласной анафемой, а диалектикой мысли. Без мысли, без богослов-ского разума, знающего и позицию оппонента, и православное предание, и за-коны логики, – невозможно защитить Православие. Поэтому Церковь отвергала попытки свести богословие к повторению древних цитат – даже если такие попытки исходили от святых. Вспомним еще один эпизод церковной истории, который римскому писателю Анастасию Биб-лиотекарю рассказал его друг святой равноапостольный Кирилл(Константин) Философ. Святитель Фотий, Патриарх Константинопольский, любил достойную богословскую дискуссию. В свое время, еще будучи мирянином и преподавате-лем Константинопольского университета, он услышал, что, святитель, Игнатий Патриарх Константинопольский отрицает логику (по оценке современного ис-торика, Патриарх “Игнатий был суровым моралистом со склонностью презирать интеллект” ). Тогда святитель Фотий придумал небольшую “ересь” (“о двух душах”), просто для того, чтобы посмотреть, как Патриарх сумеет с ней спра-виться без помощи логики и попросил Кирилла (Константина) Философа по-смотреть на реакцию Игнатия . Тогда это была назидательная шутка. С “Р В” святитель Фотий вряд ли рискнул бы шутить. Реализация программы “Р В” сделает нашу Церковь бездумной и без-гласной, умеющей защищать свою веру лишь одним механическим жестом: движением руки, отправляющей книгу в костер. Сын Церкви и ее друг не поже-лает видеть Церковь столь странно разоруженной. Если же человек последует путем, предложенным Беляковым, – то появятся лишь “новые фарисеи”, то есть такие люди, которые, войдя в Церковь, меняют не предмет веры и любви, а предмет ненависти. Не в Церковь как Тело Христово войдет такой человек – он окажется “во мгле, где мысли – тени, где рядится верой злость…” (Н. Коржа-вин). Беляков возмущается моими словами о том, что изучение оккультизма помогает лучше понять Православие. Конечно, такая фраза может исходить от любого колдуна. Но я же вполне четко поясняю, что именно имею в виду: “Вообще многое в самом христианстве становится яснее, если сопоставлять его с оккультизмом. Дело в том, что теософия в некотором смысле — природный враг христианства... Никак не понять смысл неуклюжего черепашьего панциря, если не знать о ее природных врагах. Если у черепах толстый панцирь, — зна-чит, у кого-то слишком острые зубки. Если у христианства толстый панцирь догматов, — значит, было от чьих зубов защищаться. Новозаветные книги явно полемичны. И как любые полемические сочинения, их нельзя вполне понять, если не знать, какие идеи и доводы выдвигали оппоненты, на какие положения церковной веры они нападали… Именно в полемике с древним оккультизмом гностиков писались апостольские Послания и Евангелия. Именно гностицизму противостояли все христианские авторы I – III веков. И в полемике с оккульти-стами Церковь уясняет свою веру, уясняет служение и учение Христа”. Беляков восклицает: “Приведите хоть одно Послание апостольское, ко-торое бы содержало полемику с оккультистами! Не приведете!” Зачем же такая самоуверенность? Таковым является всё Послание апостола Иуды. Да и тексты апостола Павла бывают непонятны без знания оккультных доктрин. Например: “Глупых же состязаний и родословий и споров... о законе удаляйся” (Тит 3,9). “Родословия”, упомянутые здесь, – вовсе не семейные хроники. Речь идет о “родословиях эонов”, типичных оккультно-гностических играх в “Космическую Иерархию”. А знаменитые слова апостола Павла: “Не знаете ли, что телa ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога” (1 Кор 6, 19)? Это именно полемика с языческим, оккультным и гностическим представ-лением о том, что тело есть тюрьма для души, заключенной в него за свои предшествующие грехи. Знаменитый “гимн любви” (См.: 1 Кор. 13,1 – 8) апо-стола Павла есть жесткое обличение гностиков, уповавших на достаточность оккультного “знания”. Да и все предупреждения против “лжеучителей”, кото-рыми полны апостольские послания, – это предупреждения не против ереси ариан или протестантов, но против ереси гностиков, то есть – “оккультистов”, на свой лад перевирающих Евангелие. Далее в своей статье г-н Беляков совершает очевидный подлог. “Кураев утверждает, что недостатки перевода Священного Писания приводят к искаже-нию его смысла, так, что притча о сеятеле принимает “кощунственно-непонятный смысл”. Понимает ли господин Кураев, что есть Святое Евангелие? Нет, не понимает, если думает, что слова Святого Евангелия могут иметь ко-щунственный смысл”. Здесь банальная подмена: я говорю о переводе, мой кри-тик – сразу о самом Евангелии. В переводах же могут случаться неудачи. Вот что написано в моей книге “Протестантам о Православии”: “Стремление сде-лать кальку, буквальный подстрочный перевод порой делает текст не просто непонятным, но даже и придает ему совершенно ложный смысл. До сих пор за-мешательство многих православных вызывает церковно-славянский перевод притчи о сеятеле: “Потом (же) приходит диавол и вземлет слово от сердца их, да не веровавше спасутся” (Лк. 8,12). Прочитает батюшка по-славянски этот евангельский отрывок, начинает тут же проповедь, и вот, дойдя до этого стиха, с изумлением обнаруживает нечто странное. И порой рождаются весьма “диалектические” толкования: мол, если бы человек веровал, но грешил, то он не мог бы спастись, а если он не будет веровать, то он не будет судим так стро-го, и потому может быть спасен как язычник... Славянский перевод лишь бук-вально передает греческую конструкцию. Синодальный русский перевод дает как будто противоположный текст: “Чтобы они не уверовали и не спас-лись”.(Лк. 8, 12); греческая же конструкция имеет тот же смысл, но она исполь-зует имеющуюся в греческой грамматике возможность, при которой одна отри-цательная частица относится сразу к двум глаголам, точнее, к каждому из них. Славянский переводчик знал эту конструкцию, хотел ее привить и к славянско-му языку, но она здесь не прижилась, и в результате текст этого стиха стал ко-щунственно-непонятен” . Где здесь хула на Евангелие? Или Беляков считает, что Евангелие так прямо и было написано апостолами на церковнославянском? Если бы я читал труд г-на Белякова столь же недобрым глазом, как он – мои тексты, я бы обвинил его в проповеди монофизитства. В моем суждении о том, что “Евангелие есть произведение человека, явившего нам образ Христа, только написанный не красками, а словами”, он видит “образец глубочайшего непонимания Кураевым того, что есть святое Евангелие Но Кураева опровергает апостол Павел, который говорит: “Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое””. Вырванные из библейского контекста слова апостола Павла оказываются противоречащими не мне, а апостолу Луке, – который прямо назы-вает именно себя, человека, автором написанного им Евангелия (“Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил” [Деян.1.1]). По учению Церкви (нигде мной не оспоренному), Евангелия есть книги, написан-ные людьми по вдохновению Духа Святого. Не-случайно – в отличие от католи-ков – чтение Писания в православных храмах предваряется не возгласом: “Слово Божие!”, но возглашением: “От Луки (Матфея, Иоанна…) Святаго Евангелия чтение”. Если Беляков отрицает человеческое авторство Евангелий – он умаляет человеческое начало в жизни Церкви, то есть Богочеловеческого Те-ла Христова, и тем самым впадает в ересь экклезиологического монофизитства. Или он, подобно мусульманам, полагающим, что Коран упал с небес, считает, что таково же было и происхождение Евангелий? Кроме того, приведенные им слова апостола не имеют никакого отноше-ния к книгам евангелистов: Павел говорит только о своей проповеди; о том, что ее источником служит явление ему Воскресшего Христа на пути в Дамаск: “Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его... не от человека, но через откровение Иисуса Христа<…> из Апостолов я не видел никого” (Гал. 1,11,19). Тем самым апостол Павел подчеркивает, что он познал Христа без посредства других апостолов. Как видим, апостол Павел от-личает себя от других апостолов и на основании этих его слов никак нельзя су-дить о трудах евангелистов. Беляков же пробует этим словам придать ровно об-ратный смысл: мол, Павел относит их и ко всем другим ученикам Христа. Если придать его словам то значение общецерковного догмата, которое придает им Беляков, то нам придется исключить из Священного Писания Евангелия от Луки и от Марка – ведь эти два апостола не были учениками Христа во дни Его пло-ти и писали по рассказам других апостолов. В таком случае их повествования есть “человеческие”, – а значит, доверия Белякова не заслуживают. Далее Беляков пишет восхитительно: “Несуществующее учение Спаси-теля якобы о Себе Самом выдумано г. Кураевым”. Но если не о Себе Самом, то о чем же говорят слова Христа: “Я и Отец – одно”(Ин.10,30); “Я свет миру”(Ин. 8,12); “Я есть путь и истина и жизнь”(Ин. 14,6), “Я есть хлеб жизни”(Ин. 6,35) и многие другие? Христос действительно прежде всего учит о Себе как о тайне воплотившегося Бога. Беляков спутал смысл выражений “учение о Себе” и “учение от Себя”. Верно – Христос говорит не от Себя, но от Отца, точнее, Он есть человеческий глас всей Троицы. Но при этом говорит все же более всего о Себе. Далее мой критик приводит мою фразу: “В нравственной проповеди Христа просто нет ничего нового”; “Что нового в учении Христа?” – без зазре-ния совести вопрошает господин “богослов”. Во всех своих книгах я поясняю, что Христа нельзя воспринимать просто как учителя. Те, кто смотрят на него нецерковно, желают позаимствовать некое “учение Христа”, понимаемое чисто моралистически, – не принимая ни тайны Его Богосыновства, ни Его Жертвы, ни Его чудес. Но инаков церковный взгляд на Спасителя: “Большинство все значение Христа усматривает в Его учении, забывая о том, что Христос приходил на землю вовсе не для того только, чтобы сообщить людям несколько новых истин. Нет, Он приходил, чтобы создать со-вершенно новую жизнь человечества, то есть Церковь” . Новомученик архиепи-скоп Иларион (Троицкий) подтверждает: “Сама Церковь разве смотрела на сво-его Основателя как на одного из учителей человечества? Разве усматривала она в Его учении существо Его дела?.. Гностики учили, что два завета от разных бо-гов ведут свое начало. Новый Завет, следовательно, по их мнению, содержит в себе именно новое учение, прямо противоположное учению ветхозаветному. В полемике против Маркиона богословы второго века подробно раскрывали, что Новый Завет Ветхого не отменяет; наоборот, весь Новый Завет уже предсказан в Ветхом. “Пророки знали Новый Завет и возвещали его” (святитель Ириней Лионский. Против ересей. 4,9,3). “Все учение и все страдание Господа нашего предсказано пророками” (там же, 4,34,1). Следовательно, в смысле учения Но-вый Завет ничего нового по существу, совершенно нового, не дает…Сущность Христова дела не в учении, а потому явная бессмыслица и даже кощунство ста-вить Христа в разряд учителей – мудрецов рядом с Буддой, Конфуцием, Сокра-том… Христос не писал. Он приходил на землю вовсе не за тем, чтобы писать… Сущность дела Его не учение, не написание книги, например, полного курса христианской догматики. Нет, Его дело – не книжное. Христос создал Цер-ковь” . И самое авторитетное свидетельство – апостольское: то, что отношения апостолов со Христом не укладываются в схему “учитель – ученики”, видно из того, что ни в Деяниях, ни в Посланиях они ни разу не пересказывают пропове-дей Христа. Означает ли это, что Христос не учил, не проповедовал? Конечно, нет! Но Его проповеди невозможно понять, Его заповеди невозможно исполнить, если не соединиться с Самим Христом, если не исповедать Его Воплотившимся Богом и не причаститься Ему. Поэтому даже нравственные заповеди Христа го-ворят о Нем: “Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас”(Ин 13, 34). И заповедь о любви к врагам невместима для человека, если он вне Христа. Но если человек причастится Христу, если откликнется на призыв: “Пребудьте в любви Моей” (Ин. 15,9), – то сможет исполнить и повеление о любви к тем, кого так привычно ненавидеть: к врагам. То, что кажется “новой моралью”, на самом деле является приглашением к Таинствам. Это не “мораль”, это – следствие преображения души в свете Христовом. Всё, к чему призывает нравственная проповедь Христа, провозглашалось и раньше. Но было недости-жимо без помощи благодати Христовой. Поэтому новизну Нового Завета нель-зя представить в виде цитаты, перенесенной в светский учебник по истории этики. Христос точнее и возвышеннее формулирует нравственно-аскетические заповеди, чем Ветхий Завет, но это как раз не является радикальной новизной. Именно когда Христос уточняет заповеди Ветхого Завета, Он поясняет, что “не нарушить пришел Я” (Мф. 5, 17) закон. Подумайте сами: разве призывы к очи-щению сердца от похоти и к удержанию от гнева (именно в этом редакция “Р В” видит радикальную новизну новозаветной этики) не были известны пророкам? Зачем вы забыли ветхозаветный запрет на гнев: “Не гневайся за всякое оскорб-ление на ближнего” (Сир. 10,6) и на похоть :“Не ходи вслед похотей твоих и воздерживайся от пожеланий твоих<…> Не засматривайся на красоту женскую” (Сир. 18,30 и Сир. 25,23)? Дерзнете ли вы утверждать, что пророк Давид, мо-лившийся: “Сердце чисто созижди во мне, Боже”(Пс. 50, 12), не просил Бога очистить его сердце от блудной страсти? От бессовестности разбираемой публикации можно только прийти в вос-торг. Надо иметь изрядную дерзость, чтобы написать: “Почему г. Кураев стес-няется предупредить читателя, что Ориген еретик?” Дело в том, что в моей книге “Сатанизм для интеллигенции” есть глава, посвященная Оригену. Глава носит название “Ориген: анафематствованный мученик” и включает в себя под-главку “Логика ереси”. Можно даже не читать всю книгу – но достаточно лишь открыть оглавление, чтобы заметить, что я не скрываю от читателя, что Ориген был еретиком. Но Ориген – слишком важная фигура в истории Церкви, чтобы просто ограничиться повторением анафемы в его адрес. Напомню слова крупнейшего церковного историка В. В. Болотова. Приведя в одном письме некоторые ос-новные вехи истории оригенизма, он сказал: “Из этого Вы, может быть, не уз-нали, кто был Ориген, но, может быть, почувствовали, насколько велик он был и насколько узловато (если выразиться так) было его учение, если пред ним бла-гоговели и святые вселенские учители и проклинали его Соборы” . Без Оригена мы не поймем очень многого ни у святых отцов, ни у еретиков. О том, как мно-го доброго сделал для Церкви этот увлекающийся и ревностный проповедник, можно узнать из “Благодарственной речи Оригену”, составленной его учеником святителем Григорием Чудотворцем. И потому нормой в богословской литера-туре является цитирование Оригена как верного свидетеля церковного предания по весьма многим вопросам – без обязательного всякий раз предупреждения о том, что были-де у него и ошибки . Еще более авторитетный (хотя по-своему и разительный) пример сокры-тия еретичности писателя (не то что при цитировании, но и просто при изда-нии) – это умолчание святителя Феофана Затворника, составителя сборника “Добротолюбие”, об осуждении Евагрия Понтийского Пятым Вселенским Со-бором. Из трудов Евагрия состоит немалая часть первого тома “Добротолюбия”. Но вступительная заметка святителя Феофана к творениям Евагрия никак не предупреждает о еретичности этого древнего писателя. Беляков осуждает меня за цитату? Пусть заодно осудит св. Феофана за перевод и издание… Если уж “Р В” декларирует такую строгую позицию, по пусть он ее пре-жде проявит в своей собственной работе. Почему, например, он поместил на свою обложку портрет генерала Брусилова вкупе с хвалебной статьей о нем, – не предупредив читателя, что Брусилов был оккультистом (его жена – Желихов-ская, – написала биографию Блаватской), что он изменил своей воинской прися-ге, отказавшись поддержать императора, когда тот просил защитить его от бун-товщиков в феврале 1917 г., а затем и просто предал Россию, перейдя к крас-ным?.. Но у Белякова и редакции “РВ” взгляд “замылен” непонятной неприяз-нью к моим трудам. Это сказалось и в том странном обстоятельстве, что в вы-сказанной мною надежде на обращение русских протестантов в Православие было усмотрено экуменическое стремление соединить ересь и Православие. Я выразил надежду, что русские протестанты после ознакомления с Православием если и не перейдут в него, то хотя бы будут защищать Православие от нападок со стороны протестантов американских. Я выразил надежду, что это движение протестантов к Православию (но не Православия к протестантизму!) начнется, я говорил, что оно уже произошло во многих русских душах, – а меня опять об-виняют в ереси. Господа газетные богословы! Ну почитайте вы те страницы церковной истории, которые повествуют о том, как святитель Василий Великий сближался с полуарианами ради того, чтобы постепенно удалить их от чистого арианства и перевести их в Православие . И ему тоже приходилось слышать в ответ хулы от “некоторых из числа чрез меру у нас православных” : “Многие порицают нас, называя некрепкими в вере, и одни обвиняют нас в нечестии, а другие в робо-сти” . Однажды некий монах на трапезе обвинил Василия и Григория: “Один изменяет вере тем, что говорит, а другой тем, что терпит это” . Святитель Гри-горий отвечал, что истину Святой Троицы можно проповедовать и не прибегая к тем выражениям, которых требовал этот монах, “потому что истина заключа-ется не столько в звуке, сколько в мысли. Но Церкви великий урон, если с од-ним человеком изгнана будет истина. Такой бережливости не одобрили присут-ствующие, возопияли же на нас, что ограждаем более робость свою, нежели учение Церкви” . Но что Белякову до опыта отцов! У него один аргумент: “Раззудись пле-чо, размахнись рука!” Если Беляков утверждает, что мои труды подталкивают людей к оккуль-тизму, протестантизму и вообще ведут к погибели, то придется мне взять при-мер с апостола Павла и “в безумии” (2 Кор. 11,23) защищать возможность про-должать мое служение Церкви. Вот мой вопрос к г-ну Белякову: сколько про-тестантов Вы лично обратили в Православие? Умеете Вы это делать? Нет? Ну так не мешайте тем, которые это умеют. Вы встречали людей, которые после прочтения моих книг ушли из Православия в протестантство? Я же знаю даже монахов и священников, которые некогда пришли из протестантизма в Право-славие не без влияния моих книг – тех самых, о которых Беляков пишет, будто “!произведения Кураева пропитаны смертоносным ядом неверия”. Попросить их прислать соответствующие свидетельства г-ну Белякову? То же скажу и в ответ на обвинение в мой адрес, будто я толкаю людей к оккультизму (“он сам глотает яд и другим предлагает”). На Божьем Суде сможет ли г-н Беляков указать во свидетельство того добра, что он сотворил на земле, на тех людей, которых он перевел из оккультизма в Православие? Я же знаю многих православных, которые через чтение моих книг пришли в Церковь, – осознав вредоносность своих былых оккультных увлечений. Не боится ли Беляков на том Суде предстать перед людьми, которым именно его статья помогла закоснеть в оккультизме? Ведь я пишу о несовмес-тимости Православия и оккультизма, а сектанты, чтобы уйти от неприятного для себя выбора, без конца твердят: это, мол, один дьякон Кураев такой фана-тик, а вообще-то Православная Церковь хорошо относится к Рериху. И тут на глаза им попадется статья “Р В” о еретичности Кураева. Они с радостью вос-произведут этот тезис в своих пересудах и в своих изданиях. И что же будет с теми душами, которые поверят этой клевете? И что они скажут в свое оправда-ние перед Христом на вопрос – почему не вняли голосу Церкви? Скажут: “Анафемам, возглашаемым приходскими батюшками и церковными листками, мы не поверили, потому что в них не было ни знания текстов наших оккульт-ных учителей и их доктрин, ни опровергающих их внятных аргументов. А Ку-раеву не поверили потому, что хотя и цитаты, и аргументы у него были, но о нем же сами православные сказали, что ему верить не стоит. Да вот он – этот Беляков. Он и сказал! С него и спрос!”. А если поверит какой-либо приходской священник этой клевете? И при случае откажется для своего храма закупить мои книги. Целый город может ос-таться с рериховскими активистами – но без православного ответа им. И статья Белякова вряд ли вернет рериховцев в Церковь. И чья же будет вина, если они свою жизнь проживут мимо Церкви? Богословие – вещь опасная. Ошибка теолога может стоить вечной жизни сотням душ. Не имея церковного благословения и образования, лучше все же в эту область не вторгаться с той смелостью, с которой это делает “РВ”. Скажете, гордыня сквозит в этих моих словах, сравнивающих мой труд в Церкви с трудами Белякова? И будете правы. И авторское тщеславие, и гор-дость, конечно, есть во мне. Любой человек, знающий меня, подтвердит, что ореола святости вокруг меня нет! Но в хаосе мой души есть все же и желание служить Христу, и – вопреки моим грехам, в том числе и греху гордыни, – я все же служу Ему. И позвольте уж мне не отрекаться от того малого света, который все же есть в моей жизни и который только и придает ей хоть какой-то смысл. Это свое право служить Христу отстаивал “в безумии” апостол Павел, его же защищал святитель Григорий Богослов перед теми, кто лишь свой способ про-поведи Православия считал приемлемым для Церкви: “Какой слепец узнавал видящего? Кто, не двигаясь с места, догонял бегущего?.. Недавно была обезья-на, а теперь стала львом<...> И ты, ревнитель строгости, нахмуривающий брови и самоуглубляющийся в себя... За что же охуждаешь мою речь, дела ближнего измеряя своею мерой? Не сходятся между собою пределы мидян и фригиян; не одинаков полет у галок и орлов” . “Но что и против кого пишешь ты... Пишешь против человека, которому так же естественно писать, как воде течь и огню греть. Какое безумие... Коня вызывешь, дорогой мой, померяться с тобой в бегу на равнине; бессильной рукой наносишь раны льву” . Так что, защищая себя, я не только грешу. Но еще и исполняю заповедь апостола Павла, призывавшего христиан подражать ему (См.: Флп. 3,17)… Венчается опус Белякова прямым безмыслием. Он приводит выписку из моей книги “О нашем поражении”: “На смену Евангелию, официально все еще чтимому, приходит иной идеал — и вместе с ним на место человека заступает Масса, умерщвленная своим идеалом. По выводу Г. Ваганяна, “в культурном аспекте наше столетие — постхристианское, потому что у человека нет больше возможности стать христианином. Основные регулятивы нашей культуры, то есть то, что определяет наше самопонимание, делает нас недоступными для христианского благовестия”” . Этот текст Беляков называет “подлым богобор-ческим бредом, выдаваемым за богословие”. Да разве не об этом боль всех православных людей: в массовой культуре, насаждаемой безбожным государством, в мире, где общественные стереотипы, нормы и идеалы создаются НТВ, нет места для Евангелия! Разве не об этом предупреждения Апокалипсиса – что тот, кто пожелает быть верным Евангелию, в “последние времена” должен будет уйти “в пустыню”, оказаться вне мира официальной культуры и идеологии? Если человек будет воспитан только шко-лой, только рекламой, только телевидением, только шоу-культурой – то он не встретится со Христом. Об этом я говорю, а в ответ слышу: “Предтеча анти-христа!” Ну что Беляков меня убеждает: “Еще возможно сегодня христианское благовестие!” Кому он сам благовествует о Христе? И как можно приписывать мне утверждение, что проповедь о Христе сегодня невозможна, если я ежеднев-но этим и занимаюсь?! Только за 1997 г. я посетил с проповедями 53 города России, Украины, Сербии, Черногории и Боснии, а в 1998 г. — 48 городов России и Украины. И это – не считая двух – трех ежедневных лекций в университетах Москвы в те половинки недель, на которые я возвращаюсь домой… Одна из лекций, которую я постоянно читаю, называется “Устарел ли Новый Завет?”. В ней я полемизирую с оккультистами, ожидающими некий “третий завет”. Основные тезисы этой лекции вошли в книгу “Если Бог есть любовь”. И как же можно заявлять, будто именно я “выкидываю Святое Еван-гелие как изношенную вещь”?! Я согласен с В. В. Розановым, что Апокалипсис – книга “антихристианская”. Антихристианская она не в том смысле, что противоречит церковному учению и Евангелиям. Антихристианская она потому, что гневно обличает “теплохладность” христиан, потому, что именно на христиан возлага-ет она ответственность за то, что мир все же окажется уязвимым для антихри-ста. Не сейчас (как бы в оправдание, задним числом) я предлагаю это толкова-ние той фразе Розанова, которую я процитировал полностью с ней соглашаясь, и которая возмутила Белякова. Вот цитата из “Сатанизма для интеллигенции”: “Христиане устали быть христианами — вот почему ослабеет свет. Христианам захотелось быть еще кем-то, захотелось попробовать подзабытой языческой ду-ховной “экзотики” — вот почему тьма вновь распространится по всей земле “от шестого же часа... до часа девятого”(Мф. 27, 45). “Здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей... и от истины от-вратят слух и обратятся к басням” (2 Тим. 4,3 – 4). Пожалуй, это главная весть христианской апокалиптики: люди сами выберут себе новую веру и новых вла-дык, сами откроют мир для “князя тьмы”” . Это – тоже “подлый богоборческий бред”? Надеюсь, теперь понятно, почему, несмотря на то что г-н Беляков – по его собственному признанию – четыре раза “стучал” на меня в Патриархию с требованием “прекратить деятельность Кураева как несовместимую с Правосла-вием”, его доносы оставались без ответа . Лично я об этом жалею. Византий-ская церковно-государственная практика предполагает, что доносчик, если его донос оказывается лживым, сам должен быть подвергнут тому наказанию, под которое подводил обвиняемого. Беляков требует “немедленного архиерейского разбирательства, немедленного отстранения Кураева от вероучительных долж-ностей”. Очевидно, что человеку, который с такой яростью и бездумием напада-ет на православных проповедников, духовный отец или Патриархия должны воспретить что-либо писать. До покаяния. К редакции у меня также есть два предложения. Первое: поступить по-христиански и попросить у меня и у читателей прощения за публикацию клеве-ты. Второе предложение: найдите образованного православного священника (хотя бы с очным семинарским образованием) и сделайте его своим цензором, чтобы не позорить себя и Православие беграмотными построениями Владимира Губанова, отвечающего у вас за религиозную тематику. Вот один из примеров того, насколько скоропалительна и несерьезна его публицистика. Губанов приводит мой текст из книги “Вызов экуменизма”: “Вопрос о границах Церкви не относится к числу очевидных. Доходят ли меж-конфессиональные “перегородки” до Неба – вопрос не из тех, на которые легко можно выдать ответ<…> границы самой Церкви... меняются ежеминутно” . И возмущается: “Отец диакон, да в Церкви ли Вы? Были ли в Церкви, когда писа-ли такие сомнительные слова? Ведь это не апологетика, а нечто противополож-ное: 1) от Вас не требуется “выдавать ответ” , это дело комсомольцев и плохо знающих русский язык. Но дать верный ответ о нашей вере, о нашей Церкви Вы обязаны; 2) Поясним о межконфессиональных перегородках. Йоги и экумени-сты любят этот софизм: мол, “межконфессиональные перегородки не достигают Небес”, “святые всех религий пожимают руки друг другу на Небесах”. То есть якобы все религии равны и все ведут в рай на Небесах” . Поясняю: иногда ответ именно “выдается”. Если человек отвечает без-думно, механически, стереотипно – он именно “выдает ответ”. Границы Церкви действительно меняются ежеминутно – потому что в своих грехах мы отпадаем от нее и воссоединяемся с нею в Исповеди и Причастии. Очевидны ли границы Церкви? Нет! В Церкви ли был св. Мефодий, просветитель славян, исполняв-ший обязанности папского легата с 870 по 885 гг, т. е. тогда, когда Рим анафе-матствовал св. Фотия, патриарха Константинопольского ? Были ли в Церкви наши предки, когда подпали под прещение константинопольского патриарха за самочинное провозглашение автокефалии – за поступок, осужденный, между прочим, преподобными Максимом Греком и Пафнутием Боровским? В Церкви ли русские старообрядцы? Греческие раскольники-“старостильники”? Русская зарубежная церковь? По букве канонов раскол есть раскол – это уже не Цер-ковь . Но тот же Губанов пишет: “В Боге ли мы? Да, как и вы, наши зарубеж-ные братья” . Кроме того, Губанов просто не знает значения слова “межконфессиональный”, отождествляя его со словом “межрелигиозный”. Если я говорю о том, что значение межконфессиональных перегородок, то есть раз-делений между христианами, можно оценивать по-разному (и привожу в под-тверждение своих слов слова святых – святителей Филарета Московского, Фео-фана Затворника, и архиепископа Иннокентия Херсонского), то Губанов тут же передергивает и приписывает мне утверждение о равенстве всех религий. Но где в моих книгах написано о равенстве религий? Напротив, все мои книги – полемика с этим мифом. И кстати, фраза о “перегородках” – это никак не со-физм. Это просто афоризм. Это всего лишь красивая фраза, а не рассуждение (софизм – это именно логическое построение со скрытым подвохом). Наконец, я лишь говорю, что на вопрос о “перегородках” ответить не-просто, – “хотя бы потому, что любой ответ налагает весьма серьезные нравст-венные обязательства на утверждающего” . Губанов же пишет так, как будто бы я уже сформулировав окончательный ответ. Человеку с поверхностными знаниями, полузнайке всегда легко “выдавать ответы”. Чтобы не показалось, что я заступаюсь лишь за себя, – приведу еще при-мер поразительной и воинственной неосведомленности В. Губанова. Он пишет: “Митрополит Кирилл утверждает, что якобы сказано в Писании: “Блажен, иже и скотов милует”, хотя в Писании такой лжи нет и быть не может. В Библии во-обще нет ни слова о любви к природе или о любви к животным” . Вот та биб-лейская заповедь, существование которой отрицает Губанов: “Праведник милу-ет душы скотов... утробы же нечестивых немилостивны (Притч. 12,10). Кроме того, и в Писании, и в Предании есть советы пойти поучиться у животных. Для примера: “По городу масса собак, все самой подлинной камчатской породы, мохнатые и здоровые. На них наши сибиряки ездят зимой. Питаются эти дос-тойные животные по-монашески рыбой и обнаруживают полнейшее равноду-шие к переменам погоды. Я долго любовался на одного пса, который преспо-койно почивал под проливным дождем, хотя всего два шага было до сарая. По-жалуй, и Диоген позавидовал бы этому собачьему стоицизму, хотя и носил по-четное звание киника (кион, собака)” . Вот и в редакционном комментарии к статье г-на Белякова “Р В” допус-тил очевидную богословскую ошибку: “По учению Православной Церкви нрав-ственность Нового Завета во всем превосходит нравственность Ветхого, по-этому и был отменен Ветхий Завет”. Нет такого учения в Православной Церк-ви. Ветхий Завет отменен совсем не по причине нравственного совершенства Евангелия, а по причине того, что Ветхий Завет был лишь пророчеством о Хри-сте, “детоводителем ко Христу”, а в Новом Завете то Искупление, о котором мечтали лучшие люди ветхозаветной поры, было реально осуществлено. В Кро-ви Христа заключен Новый Завет, а отнюдь не в словах и не в призывах к люб-ви. Именно поэтому Новый Завет так невероятно, несравнимо возвышается и над религией Ветхого Завета, и над всеми остальными религиями и учениями. Ибо одно дело – говорить о Боге и учить о Нем и совсем другое – встретить Са-мого Бога, Который стал человеком. Искать в Новом Завете лишь новую мо-раль – все равно что заходить в храм не для участия в Таинствах, а для выслу-шивания проповеди. Это и есть протестантский взгляд на христианство (и об этом моя книга “Наследие Христа. Что не вошло в Евангелия?)”[ М.: Благовест, 1997]. Подход же “Р В” грозит подставить христианство под серьезный удар. Ведь если именно нравственной высотой Евангелие превзошло ветхозаветный закон, то почему бы и ему в свой черед не оказаться отмененным какой-нибудь более красивой и как будто более высокой моралью? На смену одним словам всегда могут прийти другие слова – и более убедительные, и более красивые. И если Евангелие отлично от Ветхого Завета лишь тем, что его слова на мораль-ные темы более возвышенны, если именно в словах суть Нового Завета, – то он и сам может быть объявлен устаревшим. Ведь ничего не стоит составить какую-нибудь красивенькую проповедь о любви. Хотите убедиться? Пожалуйста! Евангелие, например, выше Ветхого Завета потому, что в Ветхом Завете про-поведуется любовь только к ближнему, а в Евангелии еще и любовь к врагам. Но, видите ли, по признанию известного современного богослова Владимира Губанова, “в Библии вообще нет ни слова о любви к природе или о любви к жи-вотным”. И конечно, та мораль, которая вбирает в себя не только людей, но и природу, всякое живое существо, которая говорит не только о нашем долге пе-ред Богом и человеком, но и о нашем долге перед животными и планетой, будет совершеннее. Так что этика джайнов (боящихся наступить на муравья), будди-стов (не желающих зла ничему живому) и “Гринпис” – несомненно – совершен-нее той, что записана в Евангелии. А значит, нравственность Нового завета пре-взойдена, и Евангелие подлежит отмене… Итак, не в заповедях и этических нормах уникальность Нового Завета, – а в том, что Сам Творец Себя, всего Се-бя вверил людям, дабы Собственной силой повести нас по пути осуществления этих заповедей: “И уже не я живу, но живет во мне Христос” (Гал. 2,20). Грамотный священник-цензор уберег бы газету от подобных ошибок и, кстати, подсказал бы, как нужно правильно писать мое имя: фамилия ставится в скобки при именовании священнослужителей только в том случае, если речь идет о монашествующих; я же не являюсь иеродиаконом. Возможно также, что богословски образованный цензор посоветовал бы внимательно прочитать послание святителя Григория Богослову Максиму Ки-нику. Оно учит быть осторожным при вступлении в богословские дискуссии, если не имеешь богословского образования: “Вот дух времени – всякий смел на все! Подобно грибам, вдруг выбегают из земли... мудрецы… Добродетель уни-жается, не берет преимущества пред необразованностию; потому что дерзость пользуется ненаказанностию, едва бросит несколько каких ни есть слов. Кидай-ся вниз головой всякий и, не учась, стреляй из лука, заносись на крыльях под самые облака; довольно захотеть, а знать дело – вовсе не нужно. Видно, и ты у нас вдруг получил вдохновение от муз... Видно, и тебя привела в исступление какая-то лавровая ветвь... Какие... неслыханные доселе новости! Саул во проро-ках, Максим в числе писателей! Кто же после этого не пророк... и старухи могут говорить, писать, собирать вокруг себя народ<…> Пусть знают Максима по дерзости. И мы вправе посмеяться!” . Концовки письма святителя Григория приводить не буду. В современной журналистике такие выражения считаются неприемлемыми. Богослов-цензор также смог бы напомнить редакции элементарное пра-вило церковной жизни: “Расспроси ближнего твоего прежде, нежели грозить ему… Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между то-бою и им одним... если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух... если же не послушает их, скажи церкви” (Сир. 19,18; Мф. 18,15 – 17). Если бы свои недоумения Беляков и “Р В” высказали бы мне очно, – то уж по крайней мере в статье было бы меньше глупостей. Серьезно говорю: не живите в “бессоветии”. Не верьте так яро в свою “боговдохновенность”, как г-н Губанов, пишущий: “Священник нашего храма благословил меня написать проповеди для него, для чтения в храме. Народ даже плакал, слушая проповедь священника... Не мы творцы проповеди, а Ангел Бо-жий или Господь” . Вместо того, чтобы безоглядно пояснять митрополитам и профессорам богословия – что в Библии есть, а чего в ней нет, – вместо того, чтобы доверяться самоучкам, полагающим, будто их авторучка подобна языку Псалмопевца (См.: Пс. 44,2), пригласите кого-либо из преподавателей Духовной академии цензуровать ваши публикации на церковные темы. Странно ведь, что на ваших страницах нет статей преподавателей Московской духовной академии и Свято-Тихоновского православного института. Может, это потому, что они помешали бы Губанову создавать свое “боговдохновенное” псевдоправославное богословие – богословие ненависти и раскола? И проверяйте свои помыслы: не слишком ли много в них ослепляющей раздраженности. Ведь правильно писал Владимир Губанов о карловацкой рас-кольничьей прессе: “Агентство “Вертоградинформ” не ищет мира внутри Церк-ви. Оно ищет в отечественной церкви разделения, ошибки, изъяны, недочеты –грехи. Оно ищет вражды. Ради чего такой нехристианский труд?” . Эти слова он мог бы сказать на исповеди о себе самом.
Ответы и комментарии:
