[Православная беседа] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]
Отправлено Алексей Чумаков 09:38:53 17/02/2001:
Как-то давно обещал эту статью — простите за размер, имхо стоило бы поместить в библиотеку но не знаю как. Митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий) Православие и шовинизм Предлагаем вашему вниманию статью Митрополита Антония, основателя Русской Зарубежной Церкви (1921-1936 гг.) написанную вь 1930 году и предназначенную, главным образом, для румынского читателя, но не утратившую, на наш взгляд актуальность и по сей день. Божественная вера наша, повелевающая любить всех людей — и своей, и чужой веры, и даже совершенно ни во что не верующих и преступных, все-таки требует преимущественной любви к единоверцам, как завещает Апостол Павел: «Делая добро, да не унываем... Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал. 6,9—10). В Ветхом Завете единство в вере и Церкви совпадало с единством по народности, и последнее нередко, а может быть в большинстве случаев, воспринималось ближе к сердцу, чем единство в благочестии. Вот это предпочтение народности пред Церковью строго осудил Господь: аще ли Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь". (Мф. 18,17). Конечно, по притче о Милосердном, Самаритянине мы знаем, что и язычника, еретика надо любить и жалеть, но Господь проложил границу между людьми в отношении большей или меньшей к ним близости. Граница эта — принадлежность или непринадлежность каждого к Церкви, что видно и из приведенных слов Апостола Павла к Галатам. Недавно скончался в жестокой Соловецкой тюрьме высокоученый и высокоталантливый молодой еще Архиепископ Иларион (Троицкий). Он оставил христианству талантливую, даже гениальную книжку под заглавием «Христианство или Церковь?» В ней он убеждает читателя словами Священного Писания и Св. Предания в том, что не столько вера лично во Христа Спасителя, и другие догматы, сколько именно принадлежность к Церкви спасает людей от вечной смерти. Впоследствии он эту брошюру развил в толстую книгу; „Историческое развитие догмата о Церкви", за которую ему совет Академии хотел дать прямо докторскую степень, несмотря на молодость автора (ему не было и 35 лет), но ограничился магистерской степенью, дабы молодой ученый имел и впредь постоянное побуждение обрабатывать ученые темы. Иэ прежних богословов эначение догмата Церкви и борьбу против шовинизма и народной исключительности вел у нас А.С. Хомяков, и его „Три брошюры о Западных Исповеданиях” представляют собою творение, наиболее известное среди иностранцев сравнительно со всею русскою богословскою литературой, которая со времени Лаврентия Зиэания и Петра Могилы (XVII века) скорее латинская, чем православная; таковую мысль развивал в обширной своей книге другой славянофил Ю. Самарин. Заглавие этой книги такое: «Стефан Яворский и Феофан Прокопович как представители двух западных влияний в нашем богословии». Впрочем, это — зависимость конфессиональ-ная, научная, проистекающая из скудости нашей чисто православной древне-русской литературы, которая судила о латинстве только по Окружному Посланию Патриарха Фотия IX века; а что сверх прежних заблуждений (об исхождении Св. Духа, об опресноках для литургии и других второстепенных предметах) латиняне ввели в свою литературу, начиная с католического Тридентского Собора, да еще и раньше — через Ансельма Кентерберийского и Фому Аквината, обо всем этом наши древние русские богословы и не догадывались, дознать, насколько это противоречит истинной вере, Св. Писанию, не говоря уже о Вселенских Соборах, постановлены которых латиняне в большинстве случаев просто игнорировали, как игнорировали они и наши богослужебные книги, выдумав, например, басню о чистилище и о том, будто молиться можно только о тех умерших, коих души в чистилище, тогда как Св. Церковь возносить в день Троицы коленопреклоненную молитву о „иже во аде держимых”. Наши богословы-полемисты этого просто не энают, как светские люди. Подобное подпадение богословской науки и богословской литературы еретическому влиянию Запада с его светским юридическим разумением христианства и христианского спасения явилось и следствием охлаждение умов к догмату Церкви, н причиной их охлаждения к самой Церкви, вселенской и международной, а оттуда и к обоготворение взамен Церкви своей нации и своего государства, подчинившего себ всецело церковную жизнь, и притом тем деспотичнее, чем либеральнее была сама конституция государства. Правда, и прежние цари разных народов допускали подобные же попытки, но тогда от этого страдали только высшие пастыри Церкви, неизбежно встречавшиеся с государями при исполнении своих обязанностей и полномочий; теперь же государственная власть стремится повсюду просто не считаться с Церковью — не только с церковными властями, но и с учением Церкви и ее преданием и обычаями. Введение нового стиля, попытки ввести браки для молодых монахов и вторые браки для священников — это один нз многих эпизодов государственного засилья над Церковью, чему, конечно, содействуют церковные Иуды, как в свое время у нас на Руси маловерующий Архиепископ Феофан Прокопович в XVII и XVIII веке. Между прочим, они-то и положили начало подмены церковного соэнания государственным, тогда как прежние раскольники — староверы постепенно омрачали оное сознание чисто национальным, бытовым. Таково было первое, более эаметное начало шовинизма в России, появившееся в России еще за тысячу лет до того в виде монофизитства и монофелнтства. Но те духовные болезни извергаемы были из Церкви чрез ампутацию, то-есть отлучение заблуждающихся, скоро (и справедливо) получавших название еретиков, а более поздний шовинизм, особенно сильно разросшийся, с распадением Вселенского Патриархата, обратился во внутреннюю болезнь Церкви. На Западе и в странах еретических, давно случались войны между православными народами. У нас до последнего времени выдерживался принцип считать своим народом всех православных христиан и с ними войны не заводить. Если и бывали частные походы одного князя против другого, то это были явления не общенародной жизни, а династические или же вытекавшие из начал личной вражды между главами государств; общегосударственная же война имела под собой всегда религиозную, то есть церковную почву, как войны Московских царей с Литвой, Польшей и с турками. В эти войны вступали и не очень религиозные государи под влиянием общенародного одушевления; такова, например, война с турками 1877 года. Я думаю что и Болгария не подняла бы войну против России, если бы не было между нами церковного раскола. Но вот со времени распадения Вселенского Патриархата это сознание церковной солидарности, церковного единства, ослабело у православных народов до такой степени, что люди перестали даже считать грехом братоубийственную войну между православными. Их международные симпатии обуславливаются племенным сродством, общими политическими или торговыми интересами и отчасти еще остатками прежней рыцарской, то есть бесовской, гордыни, которую люди в своем безумии наэывают благородною. Патриотизм такого характера, отрешенный от веры и Церкви, лишен всякого и логического смысла. Действительно, какую ценность может он представлять собою и по какому праву требовать, чтобы из-за него, то-есть из-за расширенного эгоизма, люди шли на смерть? Какое моральное превосходство может представить Германия Франции или Англии, или Испании, или Китая и за какую истину она будеть с ними сражаться? Добро бы одна страна осуществляла собою какую-либо великую христианскую или вообще моральную идею, а другая — боролась против нее и подавляла бы ее; или одна страна наблюдала бы в своей жизни христианские правила, а другая попирала бы их нарочно и сознательно; тогда война в качестве последнего довода имела бы свой смысл. На самом же деле ничего подобного нет, а имеется только грубый национальный эгоизм и замыслы честолюбивые и корыстолюбивые. Еще Л. Толстой писал, что современность, если и признает какие-либо нравственные правила, то только для сограждан своего государства, — по крайней мере в области отношений международных, а в отношении к гражданам чужих государств, кроме Дарвиновой борьбы за сушествование, за успех, никакие правила не считаются обязательными. Отрицается вообще сущность христианства, в частности понятие Церкви, как наднацонального союза, который в современном сознании превращается в чистую фантазию, лишенную реального содержания. Забыты и заброшены слова Божественного Духа, сказанные череэ Апостола Павла о Церкви, где нет ни эллина, ни иудее, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос” (Кол. 3,11). Итак, что должно быть для каждого христианина самым дорогим, самым близким на земле? Отечество политическое? Нет. Народность своя? Этнографическое единство? Нет. Но единство убеждений, единство цели нашей жизни, единство таинственное, единство в молитве, в таинствах, в уповании на вечную жизнь, в умножены на земле царства Божия, о чем христиане просят Бога ежедневно в молитв Господней. Если же им это все не интересно, а напротив — безразлично, то, произнося слова сей молитвы: „да приидет царствие Твое", они лгут, они являются лжецами пред лицом Божиим. И такое настроение вы можете проследить в людях, прислушиваясь к чтению в церкви, наблюдая за лицами молящихся. Вы легко усмотрите, что и голос чтеца церковного возвышается, и лицо одухотворяется лишь при первых словах молитвы, то есть при призвании, Отца Небесного, а потом на четвертом и следующих прошениях. Самые же главные первые три прошения, в которых раскрыто всеобъемлющее великое Христово учение Христовой Церкви, скользят мимо сердца и мимо души молящихся. Да можно ли их назвать христианами, чадами Св. Церкви, в таком случае? Наверно вы и не знаете того, что еретики и раскольники, хотя бы и считали себя христианами, но таковыми не признаются в нашем вероучении и канонах. Откройте 40-ое (31) правило Лаодокийского Собора, и вы увидите, что еретики не считаются христианами: „Не подобает со всяким еретиком заключати брачный союзе... но паче брать от них, аще обещаются христианами быть". По 72-му правилу VI Вселенского Собора всякий брак с еретиками следует, как „нечестивое сожитие", расторгать. „...Аще кто постановленное нами преступить: да будет отлучен”. Действительно, возможно ли дружное единство супругов в молитве с еретиком? Ты будешь молиться Божией Матери, а жена-лютеранка будет думать, что это многобожие. Ты будешь целовать св. иконы, а она скажет, что это идолопоклонство. А что скажут твои дети при таком разногласии родителей? Правда, оно ослабляется, если ни муже, ни жена ни во что не верить и вовсе на молятся Богу и святыме. Но сами судите, насколько это желательно для христианина. Итак, нам Отец — Господь Богь, наша Мать — Святая Церковь. В меньшей, слабейшей степени называють своею матерью отечество, но прежде всего потому, что оно же — твоя поместная Церковь, почему и установились названия, например, Святая Русь, „Святая Земля" (Палестина). Если же твой народ, твое государство иной веры, чем ты сам, то считай себя не более как блогожелательным гостем в той стране и молись, чтобы она вся приобщилась к Святой Церкви. Будь ей блогодарен!, за гостеприимство, но страну единоверную тебе считай по преимуществу своею родною, а главной родиной своей считай ту землю, на которой родился и жил Иисус Христос, священную землю — Палестину, с православными её насельниками и с православной иерархией. Русские старинные люди имели одно общее желаше в этой жизни — узреть и лобызать Господень гроб и посетить места Его земной жизни. Теперь, кроме русских такое усердие обнаруживают и православные эллины и православные румыны. В этом одно из главных объединений наших с ними. 2. Наша скромная работа предназначена главным образом для читателей румынов, как им следовало бы относиться к высказанным принципам? Как совместить вселенское православие с патриотизмом? Румыны имеют тот же завидный жребий, как прежде имели русские, даже больше: их земля почти целиком православная. То, что в ней охвачено духом нигилизма, что враждебно православию, то, конечно, и не патриотично, как и в России, а православным между собой делить нечего: „Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех, Иже над всеми и чрез всех и во всех” (Ефес. 4,5) Споры бывают, из-за богослужебного языка, из-за обычаев при церковной службе; и споры подчас до того напряженные, что угрожают окончательным расколом между различными племенами, когда эти племена или часть их сходятся в одном свойстве, увы, печальном — в том, что они мало веруют в Церковь, и благодать Божию. Если же нет в окружающей жизни такого грустного условия, то разность языка и обычаев не только не будет служить причиной раздоров, но, напротив, — силою, сближающей племена еще крепчайшей взаимной любовью. Мне пришлось служить семь лет в Заволжских краях, в Казанской и Уфимской губерниях. И там в инородческих приходах, крещено-татарских, чувашских, мордовских и черемисских, ектении и прочие молитвы, передаваемые и напечатанный на инородческих языках, читались не только по церковно-славянски, но и на соответствующих населению языках инородческих. Так „Бог Господь и явися нам” и тропари пели на четырех языках. Это придавало поющим сугубое одушевление, а слушающим, пожалуй, еще более того. Впрочем, зачем же убеждать читателей в духовной пользе такого приема. Кроме главной пользы, то-есть нравственного объединения молящихся племен, такой обычай лучше всяких богословских толкований помогает сознатель-ному запоминанию богослужебного текста и, что еще важнее, — пониманию самого текста. Христиане, не слышавши, например, никакой службы, кроме церковно-славянской, в большинстве совершенно не понимают церковной песни „Иже херувимы, тайно образующе" и думают, будто слово «херувимы» является подлежащим в этой фразе и стоит в именительном, а не в винительном падеже, как это есть на самом деле. Стоит прослушать эту песнь на румынском языке и ее блогодатнейший смысл станет понятен для всякого. С особенным умилением мы услышали в Бухаресте пение на церковно-славянском и даже на греческом языке на литургии в день возведения в патриарший сан Владыки Мирона. Со своей стороны, даже при однообраэии состава молящихся, я произносил архиерейское блогословение во время „Святый Боже" („Господи, Господи призри с небесе и виждь" и пр.) на трех языках: по-гречески, по славянски и по румынски. Также поступают архиереи в Палестине и вообще на православном Востоке. Во дни Св. Пасхи „Христос Воскресе" даже в русских селах нередко поют по гречески, хотя бы на 400 верст в окружности не нашлось никого иэ греков, но все умиляются таким символом вселенскости православной веры. По той же причине святое Евангелие в Пасху читают на всевозможных языках, где службу совершают несколько священнослужителей, а там, где имеется только один священник, на разных языках читают „Апостол”. Так я не могу слушать без слез это чтение „Апостола” на разных языках в Казанской крещено-татарской школе, где его исполняли учащиеся дети с самыми серьозными личиками, мысленно ставя себя на место проповедующих Апостолов. Такое же впечатление производит на меня пение православных старообрядцев, исполняемое ими всегда с усердием и благоговением. Как жаль бывает слушать после этого современное италианское пение наших молитв, в котором слышится либо горделивая военная бравада, либо отвратительные эротические рулады и трели с бессмысленным повторением одних и тех же слов. Возвращаемся к предпочтительности церковного объединения сравнительно со всякими другим объединением и в частности с народным и государственным. Когда я пенял одному славянину за его упорство в церковной схизме, то он возразил: „Помилуйте! Да если мы будем держаться единения с греками, то мои соотечественники во Фракии все погречатся, а в Добрудже порумынятся, и болгарская народность потерпит большой урон”. Да если бы так и было на самом деле, то что для тебя дороже — Церковь и вечное спасение или твое болгарофильство и отречение от вечной жизни, которой удостоятся только пребывающие в Церкви? Правда, что Церковь должна быть для нас хриспан дороже всего н ради нее нужно жертвовать и своею жизнью и жизнью родных и родиной нашей; по крайней мере нужно иметь такую решимость. Впрочем, прилагать решимость эту на деле, вероятно, никогда не придется; единение духа в Церкви — самая надежная гарантия для сохранения народности. Смотрите, как устойчивы народности, преданные Церкви, и как неустойчивы те, который слабы в вере и церковности. Смотрите, как наши украинцы, готовые уклониться в латинскую унию, быстро ополячиваются, онемечиваются и нзменяют и свою народную одежду и свой народный характер — кроткий и терпеливый, на польский гонор и франтовство. Как, напротив, православные буковинцы не поддаются ни австрийской, ни иной какой контрафакции и сохраняют свой народный лик. Русские хранили всегда православие, а как народность, как государство они себя сознали не так давно; но зато как непоколебимо в них патриотическое настроение всегда опирающееся на православие. В опасностях и бедах они всегда молили Бога и кровь свою проливали не за руссюй язык или фонетику, а за святую веру и блогодаря этому сохраняли и яэык н государственность свою и прюбрели в собственность одну шестую вселенной, умножаясь по числу вдвое через каждые 50 — 75 лет. Но с 1905 года, когда часть их, то-есть часть их интеллигенции, поколебалась в преданности вере, смотрите, что осталось теперь от великой еще недавно России. Как постыдно лишилась она более десятой части своей европейской территории, лишилась государственного управления и стала, согласно предсказанию поэта, „Рабой последняго раба". В душу врываются слова пророка Иеремии: „Воззри, Господи, и посмотри, как унижен. Да не будет этого с вами, все проходящее путем” (Пл. Иерем. I, 11-12). Так сбывается пророчество Боипс: „Предаст тебя Господь на поражение врагам твоим; одним путем выступишь против них, а семью путями побежишь от них; и будешь рассеен по всем царствам земли" (Втор. 28,25). Это произошло с русским народом именно тогда, когда наши софисты лицимерно провозглашали его (то есть национализм) как высшую ценность нашей земли, предпочтительно пред Царем, Церковью и пр. Сотворили из него кумира, а кумир разбился. Правда, то же Священное Писание обнадеживает нас прощением от Бога, но опять под условием народного покаянного обращения к Богу: „Но Господь будет судить народ Свой, и над рабами Своими умилосердится, когда он увидите, что рука их ослабела, и не стало ни заключенных, ни оставшихся вне” (Втор. 32,36). Народ румынский получил от Бога в последнее время два великих блогодеяния, но и великое искушение. Благодеяния эти — восстановление Патриархата и православной царственной династии, а искушение — самообожание при своем множестве и богатстве. Вот слова Божественного Духа, который румыны должны написать себе на сердце: „Господь, Бог твой, ведет тебя в землю добрую, где пшеница, виноградные лозы... В землю, в которой без скудости будешь есть хлеб твой и ни в чем не будешь иметь недостатка... И когда будешь есть и насыщаться, тогда благословляй Господа Бога твоего за добрую землю, которую Он даль тебе. Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего, не соблюдая эаповедей Его, и законов Его, и постановлений Его... Смотри, чтобы не надмилось сердце твое и не забыл ты Господа, Бога твоего... И чтобы ты не сказал в сердце твоем: моя сила и крепость руки моей приобрели мне богатство... Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, то свидетельствую вам сегодня, — все вы погибнете как народы, которые Господь истребляет от лица вашего" (Втор. 8,7-20). Принять такой принцип в основание своей общенародной жизни, как церковной, так и национальной, еще не поздно, ибо для Румынии только начинается эта жизнь с православным Государем и самостоятельным Патриархом. Возрастай православный народ во славу Божию, а мы будем смотреть и радоваться. Митрополит Антоний. 20 февраля 1930 г. Сремски Карловцы.
Ответы и комментарии: