Авва Антоний сказал: есть люди, которые изнурили тело свое подвижничеством и, однако ж удалились от Бога, потому что не имели рассудительности.
Некоторые братия пошли к авве Антонию рассказать ему о некоторых явлениях, которые они видели, и узнать от него, истинные ли то были явления или от демонов. С ними был осел, он пал на дороге. Как скоро они пришли к старцу, он, предварив их, сказал: отчего у вас на дороге пал молодой осел? Братия спросили его: как ты узнал об этом, авва? Демоны показали мне, - отвечал им старец. Тогда братия говорят ему: мы об этом-то и пришли спросить тебя. Мы видим явления, и они часто бывают истинные, не заблуждаемся ли мы? Старец из примера осла показал им, что они (явления) происходят от демонов.
Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: положи стрелу на лук свой и натяни его. Он сделал так. Старец опять говорит ему: еще натяни. Тот еще натянул. Старец опять говорит: еще тяни. Ловец отвечает ему: если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук. Тогда авва Антоний говорит ему: так и в деле Божием, если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушаются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. Выслушав это, ловец был сильно тронут и, получив великую пользу, ушел от старца. И братия, утвердившись, возвратились в свое место.
Брат сказал авве Антонию: помолись обо мне. Но старец сказал ему: ни я, ни Бог не помилует тебя, если сам себя не помилуешь и не благоугодишь Ему.
Еще сказал авва Антоний: Бог в нынешние времена не попускает таких искушений врага, какие были прежде, ибо знает, что ныне люди слабы и не перенесут их.
Брат спросил авву Арсения: есть некоторые добрые люди; почему они во время смерти подвергаются великой скорби, будучи поражены болезнью телесной? Потому, - отвечал старец, - чтобы мы, как бы солью осолившись здесь, отошли туда чистыми.
Один старец сказал блаженному Арсению: отчего мы при таком образовании и мудрости ничего доброго не имеем, а сии простолюдины египтяне стяжали такие добродетели? Авва Арсений отвечал: мы ничего доброго не имеем от мирского образования, а сии простолюдины египтяне стяжали добродетели своими трудами.
Блаженный авва Арсений говорил: монах - пришелец в чужой стране, ни во что не должен вмешиваться - и тогда он будет спокоен.
Авва Макарий спросил авву Арсения: хорошо ли не иметь в своей келье никакого утешения, ибо я видел одного брата, который имел у себя несколько овощей и вырвал их? Хорошо, - отвечал авва Арсений, - но смотря по навыку человека, ибо если он не имеет силы для такого образа жизни, то опять насадит других овощей.
Авва Даниил сказывал: авва Арсений, приближаясь к смерти, завещал нам: не заботьтесь делать по мне вечери любви, ибо если я в сей жизни приготовил себе вечерю, то найду ее там.
Рассказывал авва Лот: был я однажды в келье аввы Агафона; тогда пришел к нему брат и сказал: я хочу жить с братиями, скажи мне, как жить с ними? Старец отвечал ему: как в первый день, когда придешь к ним, так и во все дни твои веди себя пред ними, как странник, и не будь вольным в обращении. Авва Макарий спросил его: что же бывает от вольного обращения? Старец отвечал ему: вольность подобна сильному жгучему ветру [1], который если подует, то все бегут от него, он портит и плод на деревах. Авва Макарий сказал ему: ужели так вредна вольность? Авва Агафон отвечал: нет другой страсти вреднее вольности, она мать всем страстям. Потому подвижнику не должно быть вольным, хотя бы он и один был в келье.
Говорили об авве Агафоне: пришли к нему некоторые, услышав, что он имеет великую рассудительность. Желая испытать его, не рассердится ли он, спрашивают его: ты - Агафон? Мы слышали о тебе, что ты блудник и гордец. Да, это правда, - отвечал он. Они опять спрашивают его: ты - Агафон - клеветник и пустослов? Я, - отвечал он. И еще говорят ему: ты - Агафон - еретик? Нет, я не еретик, - отвечал он. Затем спросили его: скажи нам, почему ты на все, что ни говорили тебе, соглашался, а последнего слова не перенес? Он отвечал им: первые пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей; а признание себя еретиком значит отлучение от Бога, а я не хочу быть отлученным от Бога моего. Выслушав это, они подивились рассудительности его и отошли, получив назидание.
Спросили авву Агафона: что важнее - телесный труд или хранение сердца? Старец отвечал: человек подобен дереву: труд телесный - листья, а хранение сердца - плод. Поелику же по Писанию: всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает, и во огнь вметаемо (Мф. 3: 10), то очевидно, что все попечение мы должны иметь о плоде, то есть должны иметь хранение ума. Впрочем, для нас нужно и лиственное прикровение и украшение, то есть труд телесный. Авва Агафон был мудр в рассуждении, неленостен в телесных упражнениях и во всем знал меру: в рукоделии, в пище и одежде.
Сей же авва Агафон, когда было собрание в скиту по какому-то делу, и уже сделано было определение, пришедши после всех, сказал собравшимся: неправо решили дело! Они сказали ему: кто ты такой, что так говоришь нам? Я - сын человеческий, - отвечал он, - ибо в Писании сказано: аще воистинну убо правду глаголете, правая судите сынове человечестии (Пс. 57: 2).
Авва Агафон сказал: гневливый человек, хотя бы мертвого воскресил, не будет угоден Богу.
Авву Афанасия спросили: как Сын равен Отцу? Он отвечал: как в двух глазах - одно зрение.
Однажды пришли к авве Ахилле три старца, из коих об одном носилась худая молва. Один из старцев сказал: авва, сделай мне один невод! Не сделаю, - отвечал он. Другой сказал: окажи такую милость, чтобы в монастыре нам иметь что-нибудь на память о тебе, сделай нам один невод! Мне недосуг, - отвечал он. Наконец сказал ему брат, о котором была худая молва: сделай мне невод, чтобы иметь мне что-нибудь от рук твоих, авва! Ахилла тотчас ответил ему: для тебя сделаю. - После сего два старца спросили его наедине: почему, когда мы просили тебя, ты не хотел для нас сделать; а ему сказал: для тебя сделаю? - Вам сказал я: не сделаю, - и вы не оскорбились, потому что сослался я на недосуг; а если ему не сделаю, то он скажет: старец, услышав о грехах моих, не хотел сделать для меня, и таким образом мы тотчас отсекли бы эту нить; но я ободрил его душу, да не како многою скорбию пожерт будет таковый (2 Кор. 2: 7).
Рассказывали об одном старце, что он прожил пятьдесят лет, не евши хлеба и не пивши вина, и говорил: я умертвил в себе блуд, сребролюбие и тщеславие. - Авва Авраам, услышав, что он говорит это, пришел к нему и спросил: ты говорил такое слово? Да, - отвечал старец. Авва Авраам сказал ему: вот ты входишь в келию свою и находишь на рогоже женщину; можешь ли не думать, что это женщина? Нет, - отвечал старец, - но я борюсь с помыслом, чтобы не прикоснуться к ней. Авва Авраам говорит ему: итак, ты не умертвил страсть, но она живет в тебе и только обуздана! Далее: идешь ты по дороге и видишь камни и черепки, а среди них - золото; можешь ли ты в уме твоем то и другое представлять одинаково? Нет, - отвечал старец, - но я борюсь с помыслом, чтобы не брать золота. Старец говорит: итак, страсть живет, но только обуздана! Наконец сказал авва Авраам: вот ты слышишь о двух братиях, что один любит тебя, а другой ненавидит и злословит; если они придут к тебе, равно ли ты примешь их обоих? Нет, - отвечал он, - но я борюсь с помыслом, чтобы ненавидящему меня оказывать такую же благость, как и любящему. Авва Авраам говорит ему: итак, страсти живут в тебе, только они обузданы.
Один из отцев рассказывал: в Келлиях был трудолюбивый старец, одевавшийся только в рогожу. Пришел он однажды к авве Амону, и сей, увидев его одетым в рогожу, сказал ему: не принесет она тебе никакой пользы. Старец спрашивал его, говоря: три помысла возмущают меня: чтобы я или блуждал по пустыням, или ушел бы в чужую страну, где никто меня не знает, или заключился в келью, ни с кем не видался и ел через два дня. Авва Амон отвечал ему: ни в одном из сих помыслов нет пользы, чтобы исполнять его. А лучше сиди ты в келье своей, ешь понемногу каждый день и имей всегда в сердце своем слово мытаря - и можешь спастись.
Говорили об авве Данииле в скиту: когда пришли варвары и братия убежали, старец сказал: если Бог не печется о мне, для чего мне и жить? И он прошел среди варваров, а они не видали его. Тогда сказал он: вот Бог хранил меня - и я не погиб! Теперь и я должен сделать по-человечески и бежать как и отцы.
Авва Даниил говорил: по той мере, как цветет тело, истощается душа, и по мере истощания тела процветает душа.
Еще рассказывал авва Даниил: когда авва Арсений жил в скиту, был там монах, который крал домашние вещи у старцев. Авва Арсений взял его к себе в келью, желая исправить его и успокоить старцев. Он говорит ему: чего ты ни пожелаешь, я все тебе дам, только не кради. И дал ему золота, денег, одежды и все, что нужно было для него. Но монах, ушедши от него, опять стал воровать. Старцы, видя, что он не перестал воровать, изгнали его, сказав: если найдется брат, имеющий какие-либо грехи слабости, такового должно терпеть; но если кто будет красть и, будучи вразумляем, не оставит сего, то должно изгонять его, ибо он и душу свою губит, и беспокоит всех живущих в том месте.
Брат пришел к одному старцу и говорит ему: авва, скажи мне, как спастись? Старец отвечал ему: если ты хочешь спастись, то когда придешь к кому, не начинай говорить, пока не спросят тебя. Брат, пораженный сим словом, поклонился старцу и сказал: поистине много читал я книг, но такого наставления еще не знал. И пошел, получив большую пользу.
Старец сказал: ум заблуждающий исправляет чтение, бдение, молитва; похоть горящую угашает голод, труд и отшельничество; гнев укрощает псалмопение, долготерпение и милость. Но все это должно быть в приличное время и в надлежащей мере, если же делается без меры и безвременно, то становится скоропреходящим, и более вредным, нежели полезным.
Однажды, когда шел по дороге авва Ефрем, одна блудница по чьему-то злоумышлению подошла к нему, чтобы обольстить его на постыдное смешение, и если сие не удастся, то хотя причинить ему досаду, ибо еще никто и никогда не видал его раздосадованным или ссорящимся. Авва говорит ей: иди за мною! Пришедши к одному месту, где было множество народа, он говорит ей: ступай сюда за тем, чего хотела. Блудница, увидев народ, отвечает ему: как можно нам это делать в присутствии такого множества? Он говорит ей: если ты стыдишься людей, то как же не стыдишься Бога, обличающего тайная тмы (1 Кор. 4: 5)? Блудница со стыдом отошла.
К авве Зенону пришли некогда братия и спрашивали: что значит написанное в книге Иова: небо же нечисто пред Ним (15: 15)? Старец сказал им в ответ: братия оставили грехи свои и исследуют небесное. А значение слов такое: поелику один Бог чист, потому он (Елифаз) и сказал: небо же нечисто пред Ним.
Авва Исаия сказал: простота и немечтание о себе очищают от злых помыслов.
Еще сказал: если кто обращается с братом с хитростью, не минует печали сердечной.
Еще сказал: если кто по лукавству говорит не то, что имеет на сердце, тщетна услуга его. Итак, не прилепляйся к таковому, дабы не оскверниться ядом этого оскверненного человека.
Еще сказал: корысть, честь и спокойствие борют человека до самой смерти, но не должно предаваться им.
Авва Феодор Фермейский говорил: если ты имеешь с кем-либо дружбу и случится ему впасть в искушение блуда, то, если можешь, подай ему руку и извлеки его. Если же он впадет в ересь и, несмотря на твои убеждения, не обратится, то скорее отсекай его от себя, дабы, если замедлишь, и самому тебе не упасть с ним в бездну.
Авва Феодор пришел однажды к авве Иоанну, скопцу от рождения, и между разговором сказал: когда мы жили в скиту, занятия души были настоящим нашим делом, а рукоделие считали мы подельем; а ныне занятие души стало подельем, а поделье - самым делом.
Один из отцев пришел к авве Феодору и сказал: вот такой-то брат ушел обратно в мир! Не удивляйся сему, - говорит в ответ авва Феодор, - но подивись лучше, когда услышишь о ком-либо, что возмог он убежать от уст врага.
Говорили об авве Иоанне Колове, что однажды сказал он старшему своему брату: я желаю быть свободным от забот, как свободны от них ангелы, которые ничего не работают, а служат непрестанно Богу. И, сняв с себя одежду, пошел в пустыню, но, прожив там неделю, возвратился опять к брату. Когда постучался в дверь, брат, не отворяя двери, изнутри подал ему голос, спрашивая его: кто ты? Я Иоанн, - говорил он. Брат сказал в ответ: Иоанн сделался ангелом, его уже нет между людьми. Иоанн упрашивал его, говоря: это я, отвори мне. Но брат не отворил, а оставил его скорбеть до утра. Наконец отворив, сказал ему: ты человек, и тебе нужно опять работать, чтобы прокормить себя. Иоанн поклонился ему, говоря: прости мне!
В скиту случились некоторые старцы, которые вкушали пищу вместе. В числе их был и авва Иоанн Колов. Один пресвитер встал подать чашу воды, но никто не решался принять от него чаши, кроме одного Иоанна Колова. Все удивились и сказали ему: как ты, младший из всех, осмелился принять услугу от пресвитера? Он отвечал им: я, когда сам встаю подавать чашу, радуюсь, если примут ее все, надеясь получить мзду (сравн. Мф. 10: 42); потому и от него я принял чашу, чтобы доставить ему мзду и не опечалить его, когда бы никто не принял от него чаши. Когда сказал он это, все удивились и получили назидание от его рассудительности.
Авва Пимен спросил авву Иосифа: что мне делать, когда приступают ко мне страсти: противиться им или допускать их входить? Старец отвечал: допусти их войти и потом борись с ними. Итак, Пимен, возвратившись, сидел в скиту. Некто из фивян, пришедши в скит, говорил братиям: спрашивал я авву Иосифа: ежели приступит ко мне страсть, противиться ей или допустить ее войти? И он отвечал мне: никак не дозволяй входить страстям, но отсекай их тотчас же при первом приражении. Авва Пимен, услышав, что так сказал фивянину авва Иосиф, встал, опять пошел к нему в Панефо и говорит: авва! Я поверил тебе свои мысли, и ты сказал мне так, а фивянину иначе. Старец сказал ему: ужели ты не знаешь, что я люблю тебя? Знаю, - говорит Пимен. Иосиф продолжал: не ты ли говорил: скажи мне так, как сказал бы самому себе? Потому я и сказал тебе так. Ибо когда будут входить в тебя страсти, и ты допустишь их, и потом будешь с ними бороться, то они сделают тебя искуснейшим. Это сказал я тебе, зная тебя. Но есть люди, для которых полезно, чтобы и не приступали к ним страсти, таким нужно тотчас отсекать их.
Один брат пришел однажды в нижнюю Гераклею к авве Иосифу. В монастыре его была смоковница, исполненная плодов. Утром старец сказал брату: пойди, вкуси от смоковницы. А была пятница. Брат не пошел ради поста. После того умолял старца, говоря: ради Бога, открой мне свою мысль - вот ты сказал мне: пойди, ешь, - а я ради поста не пошел, но устыдился твоей заповеди и размышляю в себе: с каким бы намерением ты сказал мне: пойди, ешь? Старец отвечал: отцы сначала не говорят прямо, но более приказывают сделать что-нибудь превратное, и когда уже увидят, что братия повинуются и исполняют такие приказания, тогда не говорят им превратное, но прямую истину, уверившись, что во всем послушны им.
Брат спросил авву Иосифа: что мне делать? Я не могу ни переносить скорбей, ни работать, ни подавать милостыню. Старец отвечал ему: если ничего из этого не можешь исполнить, по крайней мере, храни совесть свою в отношении к ближнему, удаляйся от всякого зла - и спасешься, ибо Бог требует души безгрешной.
Авва Исидор сказал: если подвизаетесь как должно, не гордитесь тем, что поститесь. Если же тщеславитесь сим, то какая польза в посте? Лучше человеку есть мясо, нежели надмеваться и величаться.
Еще сказал: ученики должны и любить своих наставников, как отцов, и бояться, как начальников. Ни любовь не должна изгонять страха, ни страх не должен погашать любви.
Еще говорил: если желаешь спасения, делай все то, что приводит к нему.
Авва Исаак Фивейский говорил братиям: не носите сюда детей, ибо от детей опустело в скиту пять церквей.
Авва Лонгин спрашивал авву Лукия о трех помыслах, говоря: я хочу странничать. Старец отвечал ему: если не будешь удерживать языка своего, не будешь странником, куда бы ты ни пошел; но здесь удерживай язык свой - и будешь странник. Потом спрашивал его: хочу поститься по два дня. Авва Лукий отвечает: пророк Исаия сказал: аще слячеши, яко серп, выю твою... ниже тако наречете пост приятен. (Ис. 58: 5), - лучше обуздывай худые помыслы. - Авва Лонгин спрашивал в третий раз: хочу бежать от людей. Старец отвечал: если прежде не научишься жить хорошо с людьми, то и в уединении не можешь жить хорошо.
Авва Макарий [2] пришел однажды к авве Пахомию Тавеннисийскому [3]. Последний спросил авву Макария: есть братия, не подчиняющиеся порядку, - хорошо ли наказывать их? Авва Макарий отвечал: наказывай и суди по правде подвластных тебе; а из посторонних не суди никого, ибо сказано в Писании: не внутренних ли вы судите? Внешних же Бог судит (1 Кор. 5: 12-13).
Брат спросил авву Макария [4]: как спастись? Старец отвечал ему: будь как мертвый: подобно мертвым, не думай ни об обидах от людей, ни о славе - и спасешься.
Авва Макарий сказал: если мы будем помнить о зле, наносимом нам людьми, то в нас ослабеет памятование о Боге; если же будем помнить о зле, наносимом демонами, то избавимся от их уязвления.
Авва Матой сказал: сатана не знает, какой страстью побеждается душа. Он сеет, но не знает, пожнет ли. Сеет он помыслы блуда, злословия, также другие страсти; и смотря по тому, к какой страсти душа покажет себя склонной, ту и влагает.
Рассказывали об авве Петре, ученике аввы Силуана: когда он жил в своей келье, в горе Синайской, то с умеренностью управлял собою относительно потребностей телесных; когда же сделался епископом в Фаране, начал жить гораздо строже. Ученик его сказал ему: авва! Когда мы были в пустыне, ты не так строго жил. Старец отвечал: там была пустыня, безмолвие и бедность, и я старался держать свое тело так, чтобы не изнемочь мне и иметь силы приобретать то, чего я не имел. А теперь мы живем в мире; здесь много искушений, потому и иссушаю я тело свое, дабы не погубить в себе монаха. Если случится и заболеть здесь, то есть кому помочь мне.
Брат спросил авву Пимена: я возмущаюсь и хочу оставить свое место? Старец говорит ему: по какой причине? Потому, - отвечал брат, - что слышу слова об одном брате, неназидательные для меня. Старец говорит ему: справедливо ли то, о чем ты слышал? Ей, отче, - отвечал он, - верен брат, который сказал мне! Старец говорит ему: не верен, ибо если бы он был верен, не сказал бы тебе этого. И сам Бог, услышав вопль содомлян, не поверил, пока не узрел очами Своими (Быт. 18: 20-21); так и мы не всегда должны верить словам. Брат говорит ему: я видел своими глазами. Услышав это, старец приник на землю и, взявши малый сучец, говорит ему: что это такое? Сучец, - отвечал ему брат. Потом посмотрел старец на крышу кельи и говорит ему: а это что? Бревно, - отвечал брат. Старец говорит ему: положи на сердце свое, что грехи твои - как это бревно, а грехи брата твоего - как этот малый сучец. Авва Тифой, услышав такое слово, подивился и сказал: чем ублажу тебя, авва Пимен? Камень драгоценный - слова твои, исполненные благодати и всякой славы.
Авва Пимен сказал: по мне лучше человек, согрешающий и сознающий грех свой, и раскаивающийся, нежели человек, не согрешающий и не смиряющийся. Тот считает себя грешником - и смиряется в своих мыслях, а этот представляет себя праведником, как будто он праведен, - и возносится.
Однажды местные пресвитеры пришли в монастырь, где был авва Пимен. Авва Анувий вошел к нему и сказал: позови ныне сюда пресвитеров. Но авва Пимен не дал ему ответа, хотя тот долго стоял пред ним. Авва Анувий вышел с прискорбием. Сидевшие близ старца говорили ему: авва, почему ты не дал ему ответа? Он ушел с огорчением. Авва Пимен говорит им: это меня не касается, я умер, а мертвый не говорит. Итак, они пусть не думают, что я нахожусь здесь, вместе с ними.
Некогда один брат, живший неподалеку от аввы Пимена, ушел в другую страну. Там встретился он с одним отшельником, которого очень любили, и многие приходили к нему. Брат рассказал ему об авве Пимене. Услышав о добродетели его, отшельник пожелал его видеть. Через несколько времени по возвращении брата в Египет и отшельник пошел из своей страны в Египет к этому самому брату, который был у него, ибо он сказал ему, где живет. Брат, увидев его, удивился и очень обрадовался. Отшельник сказал ему: окажи любовь, проводи меня к авве Пимену. Брат, взяв его, пошел к старцу и так говорил о нем: это великий муж, он пользуется великой любовью и уважением в стране своей; я рассказал ему о тебе, и он пришел, желая видеть тебя. Тогда отшельник начал говорить от Писания о предметах духовных и небесных. Но авва Пимен отвратил от него лицо свое и не дал ответа. Тот, видя, что старец не говорит с ним, ушел от него с прискорбием и говорит брату, который привел его: напрасно предпринимал я все это путешествие: шел я к старцу ради пользы, а он не хочет и говорить со мною! Брат пошел к авве Пимену и говорит ему: авва, для тебя пришел этот великий муж, столь славный в стране своей; почему ты не говорил с ним? Старец отвечает ему: он от вышних и говорит о небесном; а я от нижних и говорю о земном (Ин. 8: 23; сравн. 3: 31). Если бы он говорил со мною о душевных страстях, я стал бы отвечать ему, а если он говорит о духовном, то я сего не знаю. Вышедши от него, брат сказал отшельнику: старец не вдруг говорит от Писания, но если кто говорит с ним о душевных страстях, тому он отвечает. Сокрушившись в себе, отшельник взошел к старцу и говорит ему: что мне делать, авва? Мною овладевают душевные страсти. Старец с радостью посмотрел на него и сказал: теперь хорошо ты пришел, теперь отверзи уста твои, и я исполню их благ. Отшельник, получив великое назидание, говорил: подлинно, это истинный путь! И возвратился в свою страну, благодаря Бога за то, что удостоил его видеть столь святого мужа.
Авва Пимен сказал: что пользы созидать чужой дом и разрушать свой собственный?
Еще сказал: что пользы ходить в школу искусства и не учиться ему?
Брат спрашивал авву Пимена: я сделал великий грех и хочу каяться три года. Много, - говорит ему авва Пимен. Или хотя один год, - говорил брат. И то много, - сказал опять старец. Бывшие у старца спросили: не довольно ли сорока дней? И это много, - сказал старец. Если человек, - прибавил он, - покается от всего сердца и более уже не будет грешить, то и в три дня примет его Бог.
Авва Аммой спрашивал его о некоторых нечистых помыслах, рождающихся в сердце человеческом, и о суетных пожеланиях. Авва Пимен говорил ему в ответ: еда прославится секира без секущаго ею (Ис. 10: 15)? Не подавай руки им и не услаждайся ими - и они пройдут.
Авва Исаия спросил его о том же. Авва Пимен говорит ему: как сундук с одеждой, если будет оставлен без присмотра, то одежда со временем истлевает; так и помыслы, если не будем совершать их телесно, со временем истлевают и исчезают.
Авва Иосиф спросил его о том же. Авва Пимен сказал ему: если кто положит в сосуд змия и скорпиона и закроет его, то со временем они совсем издыхают; так и худые помыслы исчезают от терпения.
Он же спросил еще авву Пимена: как нужно поститься? Авва Пимен отвечал: можно, я думаю, есть каждый день, но есть немного, чтобы не быть сытым. А ты, - говорил ему авва Иосиф, - когда еще был молод, не постился ли по два дня? Точно, - отвечал ему старец, - постился я и по три дня, и по четыре, и по неделе, - и все это испытали старцы, как сильные мужи, и нашли, что лучше есть каждый день понемногу, и передали нам этот путь, ибо он есть путь царский и для нас удобный.
Брат спрашивал его [5]: если впадет человек в какое-либо согрешение и обратится, простит ли его Бог? Старец отвечал ему: Тот, кто заповедал людям исполнять это, не более ли Сам исполнит? А Петру заповедал Он отпускать брату своему до семидесяти крат седмерицею (Мф. 18: 22).
Брат, будучи возмущаем демонами хулы, пошел к авве Пимену с намерением открыть свой помысл. Но воротился, ничего не сказав старцу. И вот опять, видя, что этот дух сильно возмущает его, снова пошел к старцу; но стыдясь открыться ему, воротился опять, ничего не сказав старцу. И так поступал он несколько раз: приходя к старцу, чтобы исповедать ему помысл свой, он от стыда возвращался, не сказавши ничего. Старец узнал, что брат мучится помыслами, но стыдится открыть их. Таким образом, когда брат по обыкновению опять пришел к нему и ничего не открыл, авва Пимен говорит ему: что с тобою, брат? Ты уходишь, ничего не сказавши мне. Брат отвечал: что я могу сказать тебе, отец! Старец говорит ему: я чувствую, что тебя борют помыслы, но ты не хочешь открыться мне, опасаясь, чтобы я не пересказал кому. Поверь мне, брат: как эта стена не может говорить, так и я никому не открываю чужого помысла. Ободрившись сим, брат сказал старцу: отче, я нахожусь в опасности погибнуть от духа хулы, ибо он старается почти убедить меня, что нет Бога, чего не допускают и не думают даже язычники. Старец говорит ему: не возмущайся сим помыслом, ибо плотские брани хотя приключаются нам часто от нерадения нашего, но этот помысл находит на нас не от нашего нерадения, но есть наваждение самого змия. Потому, когда приходит к тебе сей помысл, встань и молись, и, оградив себя крестным знамением, говори в себе, как бы самому врагу: анафема тебе, сатана, сам я верую, что есть Бог, промышляющий о всем, а этот помысл не от меня происходит, но от тебя, зложелателя. И я верую, - заключил старец, - что Бог избавит тебя от такой скорби. Вышедши от старца, брат удалился и поступал по наставлению его. Демон, увидя, что умысел его обнаружен, отступил от него по благодати Божией.
Брат спрашивал авву Пимена: что мне делать с этой тяжестью, которая угнетает меня? Старец говорит ему: и на малых и на больших суднах бывает бечева, и если нет попутного ветра, то берут на плечи канат и бечеву и понемногу тащат судно, пока Бог не пошлет попутного, благоприятного ветра; а когда увидят, что настает мрак, тогда пристают к берегу, вбивают кол и привязывают к нему судно, чтобы оно не блуждало по водам. Этот кол есть самоуничижение.
Еще сказал авва Пимен: не живи в том месте, где видишь, что тебе завидуют, иначе не будешь иметь успеха.
Брат пришел к авве Пимену и говорит ему: я засеваю себе поле и учреждаю из него милостыню. Старец отвечал ему: доброе дело ты думаешь. Брат возвратился с ободрением и умножил милостыню. Об этом услышал авва Анувий и говорит авве Пимену: не боишься ли ты Бога, что дал такой ответ брату? Старец промолчал. Через два дня авва Пимен послал за братом, прислал его к себе и говорит ему в присутствии аввы Анувия: что ты говорил мне в тот раз? Ум мой занят был тогда другим. Я говорил, - отвечал ему брат, - что засеваю себе поле и учреждаю из него милостыню. Авва Пимен сказал ему: я думал, что ты говорил о брате своем - мирянине. Если ты сам так делаешь, то нехорошо делаешь, ибо такое дело неприлично монаху. Услышав это, брат огорчился и сказал: кроме этого дела, я не имею и даже не знаю другого дела, а потому не могу не засевать своего поля. Когда брат ушел, авва Анувий поклонился старцу, говоря: прости мне! Авва Пимен говорит ему: я прежде знал, что дело это - не монашеское, но сказал так по мыслям его и тем ободрил его к умножению милостыни. Теперь он ушел от нас в огорчении и будет опять делать тоже.
Брат спросил авву Пимена: что значит гневаться на брата своего всуе (сравн. Мф. 5: 22)? Всуе гневаешься, - отвечает старец, - если гневаешься за всякое лихоимство, которое ты терпишь от брата твоего, даже если бы он выколол у тебя правый глаз. Если же кто старается удалить тебя от Бога - на такого гневайся.
Авва Пимен сказал: если человек согрешит и будет отрекаться, говоря: я не грешен, - не обличай его, иначе отнимешь у него расположение к добру. Если же скажешь ему: не унывай, брат, не отчаивайся, но остерегайся впредь, - чрез это возбудишь душу его к покаянию.
Брат сказал авве Пимену: я желаю вступить в киновию. Старец отвечал: если ты желаешь вступить в киновию и не перестанешь заботиться о всяком случае и о всякой вещи, то не можешь исполнить правила общежития, ибо там ты и кувшином не можешь распоряжаться по своей воле.
Брат спрашивал его же: помыслы представляют мне то, что выше меня, и заставляют уничижать меньшего брата моего. Старец сказал ему в ответ: Апостол говорит, что в велицем дому не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни... Аще убо кто очистит себе от всех сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен своему Владыце, на всякое дело благое уготован (2 Тим. 2: 20-21). Что это значит? - спрашивал брат. Старец отвечал ему: дом означает мир, сосуды - людей: сосуды золотые - людей совершенных, серебряные - следующих за ними, деревянные и глиняные - имеющих в себе малый духовный возраст. Кто очистит себя от всех сих, то есть никого не осуждая, таковой будет сосудом чистым, освященным, благопотребным Владыке и на всякое дело благое уготованным.
Сказал также: добрый опыт выше слов - он делает человека искуснейшим.
Сказал еще: человек, научающий других, а сам не исполняющий того, чему учит, подобен источнику, который всех напояет и омывает, а сам себя не может очистить, так что всякая грязь и нечистота остаются в нем.
Авва Серин пошел некогда с учеником своим Исааком к авве Пимену и говорит ему: что мне делать с этим Исааком, хотя и с удовольствием слушает слова мои? Авва Пимен отвечает ему: если хочешь доставить ему пользу, то самым делом покажи добродетель. Ибо он, и внимая твоему слову, остается праздным, а если ты слова свои покажешь на деле, то это останется в нем.
Авва Пимен сказал: киновия требует трех добродетелей: во-первых, смирения, во-вторых, послушания, и в-третьих, возбужденной привычки и ревности к общежительным работам, дабы он не оставался в презрении.
Еще сказал: иной человек, по-видимому, молчит, а сердце его осуждает других - таковой постоянно говорит; но другой с утра до вечера говорит и сохраняет молчание, то есть без пользы ничего не говорит.
Еще сказал: если трое живут вместе и один из них хорошо безмолвствует, другой, находясь в болезни, благодарит Бога, третий служит им с чистым расположением, то все трое совершают одно делание.
Еще сказал: зло никаким образом не истребляет зла; а потому, если кто сделает тебе зло, то делай ему добро, дабы добром истребить зло.
Еще сказал: не монах тот, кто жалуется на свой жребий; не монах тот, кто воздает злом на зло; не монах тот, кто гневается.
Еще сказал: сила Божия не может обитать в человеке, преданном страстям.
Еще сказал: если мы гонимся за спокойствием, то оно бежит от нас; если же мы бежим от него, то оно гонится за нами.
Брат пришел к авве Пимену и говорит ему: у меня много помыслов, я в опасности от них. Старец выводит его на воздух и говорит ему: раскрой свою пазуху и не впускай ветра! Не могу этого сделать, - отвечал брат. Если сего не можешь сделать, - сказал старец, - то не можешь воспрепятствовать и помыслам, приходящим к тебе, но твое дело - противостоять им.
Брат еще спрашивал его: мне оставлено наследство - как прикажешь поступить с ним? Авва Пимен отвечает ему: ступай, через три дня скажу тебе. Когда брат пришел, старец говорит ему: что сказать тебе, брат? Если скажу: отдай свое наследство в церковь, - там будут делать вечери. Если скажу: отдай своим родственникам, - за это тебе не будет награды. Если скажу: отдай нищим - ты будешь опечален. Итак ступай, делай что хочешь, мне до этого дела нет.
Сказал также авва Пимен: если придет к тебе мысль о нужных потребностях для тела и ты исполнишь ее однажды, и опять придет в другой раз, и ты исполнишь; то, если придет в третий раз, не внимай ей - эта мысль пустая.
Брат спросил авву Пимена: если я увижу что-либо случившееся, позволишь ли мне рассказывать об этом? Старец отвечал: Писание говорит: иже отвещает слово прежде слышания, безумие ему есть и поношение (Притч. 18: 13). Если спросят тебя, говори, а если не спросят, молчи.
Брат спрашивал его о лености и беспечности. Леность, - говорил ему старец, - вооружается против всякого доброго дела и ввергает людей в беспечность. Но если кто узнает вред ее и пребудет в добром делании - бывает спокоен.
Говорил также авва Пимен: иной человек ходит с секирою, целый день трудится и не может срубить дерева; а другой, искусный в рубке, и немногими ударами сваливает дерево. Секирою он называл рассудительность.
Еще сказал: воля человека есть медная стена между ним и Богом. Если человек оставит ее, то и он говорит с Давидом: Богом моим прейду стену. Бог мой, - непорочен путь Его (Пс. 17: 30-31), то есть когда с волею его соединится правда Божия, то человек делает. (сравн. Ин. 15: 3-5).
Брат спрашивает авву Пимена: жить ли мне с аввою моим? Я погубляю при нем душу мою. Старец, видя, что он терпит вред, удивлялся, как он, получая такой вред, оставался с аввою. И сказал ему: если хочешь, живи. Ушедши, брат остался жить. Потом опять приходил к старцу и говорит: я терплю вред в душе своей, живя близ аввы моего. Авва Пимен не сказал ему: уйди от него. Брат приходит в третий раз и говорит: поистине я уже не живу с ним. Старец говорит ему: вот ты теперь избавился от вреда, ступай и более не живи с аввою. И говорит потом: если человек видит вред для души своей и имеет нужду спросить другого, то пусть спрашивает о сокровенных помыслах - испытывать их есть долг старцев; а о явных грехах нет нужды спрашивать, но тотчас надлежит отсекать их.
Авва Авраам, ученик аввы Агафона, спрашивал авву Пимена: отчего это демоны так нападают на меня? На тебя нападают демоны? - сказал ему авва Пимен. - Не демоны нападают на нас, если мы исполняем свои хотения - наши хотения для нас сделались демонами; они-то мучат нас, чтобы мы исполняли их. Если же хочешь знать, с кем воевали демоны - это с Моисеем и подобными ему.
Авва Пимен говорил: брат спрашивал авву Моисея: как человек может быть мертвым в отношении к ближнему? Авва говорит ему: если человек не положит в сердце своем, что он уже года три находится во гробе, то не исполнит этого слова.
Брат спрашивал авву Пимена: как должно сидеть в келье? Старец говорит ему: сиденье в келье со внешней стороны состоит в рукоделье, в том, чтобы есть однажды в день, в молчании и поучении; а втайне преуспевать в келье значит носить всюду порицание самого себя, куда бы кто ни пошел, не опускать часов общественной службы и келейных молитв. Если иногда случится тебе быть без рукоделья, то иди к службе и молись без рассеяния. А в заключение сего - держись доброго сообщества и удаляйся от сообщества худого.
Однажды к авве Памво пришли два брата. Один из них сказал ему: авва! Я пощусь по два дня и ем только два куска хлеба - спасусь ли через это или я в заблуждении? А я, авва, - сказал другой брат, - от рукоделия своего каждый день выработываю по две монеты, немного оставляю себе на пищу, а прочее отдаю в милостыню: спасусь ли я или заблуждаю? Авва не дал им ответа, хотя они долго просили его. По прошествии четырех дней, когда они хотели возвратиться в свое место, пришли утешать их клирики: не печальтесь, братия, - говорили они. - Бог не оставит вас без награды, у старца такой обычай, что не вдруг говорит он, если не внушит ему Бог. Братия вошли к старцу и сказали ему: помолись о нас, авва! Вы хотите идти от нас? - спросил старец. Да, - отвечали они. Имея в мысли подвиги их, авва писал на земле и говорил: Памво постится по два дня и ест два куска хлеба - монах ли он по этому? Нет! Памво трудится каждый день, выработывает по две монеты и дает их в милостыню - монах ли он по этому? Нет еще! - Потом сказал им: и сии дела хороши, но если при том и совесть свою ты соблюдешь перед ближним твоим, тогда спасешься. Братия, удовлетворенные таким наставлением, пошли с радостью.
Брат спрашивает авву Памво: почему демоны препятствуют мне делать добро ближнему? Не говори этого, - отвечал ему старец, - иначе ты делаешь Бога лживым; но лучше скажи: я вообще сам не хочу делать милости. Ибо Бог предваряя, сказал: се даю вам власть наступати на змию и на скорпию, и на всю силу вражию (Лк. 10: 19).
Авва Палладий сказал: душа, подвизающаяся Богу, должна или с верою учиться тому, чего не знает, или ясно учить тому, что знает. Если не хочет исполнять ни того, ни другого, то она страдает безумием, ибо начало богоотступничества есть пресыщение учением, омерзение словом - тем, чего жаждет душа боголюбца.
Один из старцев говорил: я просил авву Сисоя сказать мне слово, и он сказал мне в ответ: монах должен считать себя ниже идолов. Ушедши в свою келью, я рассуждал сам с собою, говоря: что значит - ниже идолов? Пошел я опять к старцу и говорю ему: что значит быть ниже идолов? Старец отвечал мне: об идолах написано: уста имут, и не возглаголют; очи имут, и не узрят; уши имут, и не услышат (Пс. 113: 13-14). Таков должен быть и монах. И как идол - мерзость, так и он должен считать себя мерзостью.
Брат сказал авве Сисою: почему страсти не оставляют меня? Потому, что сосуды их внутри тебя, - отвечал старец, - отдай им залог их, и они удалятся.
Некто пришел к авве Силуану в гору Синайскую. Увидев, что братия работают, он сказал старцу: делайте не брашно гиблющее (Ин. 6: 27), Мария же благую часть избра (Лк. 16: 22). Старец сказал своему ученику: Захария! Подай брату книгу и отведи его в пустую келью. Когда наступил десятый час, брат прислушивался у двери, не посылают ли звать его к трапезе. Но как никто его не звал, он сам, встав, пошел к старцу и говорит: авва! ужели братья сегодня не ели? Ели, - отвечал старец. Почему же не позвали меня? - спросил брат. Потому, - отвечал старец, - что ты человек духовный и не имеешь нужды в такой пище; а мы, как плотские, хотим есть и потому работаем. Ты избрал благую часть, читая целый день, и не хочешь вкушать плотской пищи. Выслушав это, брат поклонился старцу и сказал: прости мне авва! Тогда старец говорит ему: подлинно, и Мария имеет нужду в Марфе, ибо и Мария похваляется из-за Марфы.
Сказывал старец: некто, впадши в тяжкий грех, раскаиваясь в оном, пошел открыть его одному старцу. Но он не открыл ему дела, а сказал так: если к кому-либо придет такой-то помысел, может ли он иметь спасение? Старец, будучи неопытен в рассуждении, сказал ему в ответ: погубил ты душу свою. Выслушав это, брат сказал: если я погубил себя, то уже уйду в мир. На пути ему встретилось зайти к авве Силуану и открыть ему свои помыслы. А он был велик в рассуждении. Но, пришедши к нему, брат и ему не открыл дела, но опять употребил тоже прикровение, как и в отношении к другому старцу. Отец отверз уста свои и начал говорить ему от Писания, что помышляющие вовсе не подлежат осуждению. Услышав это, брат возымел в душе своей силу и упование и открыл ему и самое дело. Выслушав дело, отец, как добрый врач, уврачевал душу его словами Священного Писания, что есть покаяние обращающимся к Богу с сознанием. Когда авва пришел к тому старцу, то, рассказав ему об этом, говорил: этот брат, потерявший надежду и решившийся уйти в мир, есть как бы звезда среди братий. Я рассказал это для того, дабы мы знали, как опасно говорить с людьми, неопытными в рассуждении, о помыслах ли или о делах.
Святая Синклитикия сказала: собирающие земное богатство, подвергаясь трудам и опасностям, хотя бы и много приобрели, желают еще большего, за ничто почитают то, что имеют, а стремятся к тому, чего не имеют. А мы, ничего не имея из искомых благ, не хотим и искать их из страха Божия.
Сказала также: есть печаль на пользу и есть печаль на вред. Печаль на пользу состоит в том, чтобы сокрушаться о своих грехах, о неведении ближнего и о том, чтобы не отпасть от предложенной цели - сподобиться совершенной благости. В этом состоит печаль по Богу. Но к сему бывает некоторое примешение врага, ибо и он наводит печаль, исполненную неразумия, что у многих называется унынием. Этого духа надобно изгонять преимущественно молитвою и псалмопением.
Сказала также: хорошо не гневаться; если же это бывает, то тебе Бог не дал меры для страсти и одного дня, ибо сказал: солнце да не зайдет в гневе вашем (Еф. 4: 26). А ты ожидаешь, пока исполнится твое время! Неужели ты не знаешь, что сказано: довлеет дневи злоба его? (Мф.6: 34). Зачем ты ненавидишь оскорбившего тебя человека? Не он оскорбил тебя, а диавол; возненавидь болезнь, а не больного.
Сказала также: опасно учить других человеку опытно не прошедшему деятельной жизни. Ибо как имеющий ветхий дом, если примет к себе странников, может погубить их в случае падения дома; так и те, которые сами предварительно не построили прочного здания, вместе с собою погубляли и пришедших к ним. Ибо хотя словами они призывали ко спасению, но худой жизнью более вредили своим последователям.
Еще сказала: от врага происходит чрезмерное усиленное подвижничество и его ученики так делают. Чем же отличим мы Божественное и царское подвижничество от этого тиранского и демонского? Ясно - умеренностью. Во все время жизни да будет тебе одно правило поста. Не постись четыре дня или пять дней с тем, чтобы потом через послабление разрешить на множество явств - это радует врага, потому что неумеренность всегда бывает гибельна. Не трать вдруг всего оружия, чтобы не остаться тебе безоружным и не попасть в плен во время войны. Старайся о том и другом на случай нужды. Пока ты молод и силен - постись, ибо придет старость, а с нею и немощь. Пока ты в силах, собирай сокровище, чтобы после не оказаться бессильным [6].
Также говорила: чем более успевают подвижники, тем с сильнейшими встречаются противниками.
Некогда пришли из страны пелузийской к матери Сарре два старца - великие отшельники. И отходя от нее, сказали друг другу: поучим эту старицу смирению. И так говорят ей: смотри, мать, не превозносись умом и не говори сама в себе: вот и отшельники пришли ко мне - женщине. Она отвечала им: я женщина по телу, а не по уму.
Мать Сарра сказала также: если я буду молить Бога, чтобы все люди были довольны мною, то должна буду каяться у дверей каждого. Лучше я буду молить Бога о том, чтобы сердце мое было чисто перед всеми.
Авва Иперехий сказал: поистине мудр тот, кто не словом поучает, но назидает делом.
В одно время пришел некий монах из Рима, занимавший высокое место при дворе царском, и поселился в ските близ церкви. При себе он имел одного послушника, который прислуживал ему. Пресвитер, видя его немощь и, притом, узнав, в каком удовольствии он жил прежде, посылал к нему, если что подавал Бог или что приносилось в церковь. Прожив двадцать пять лет во ските, монах получил дар прозрения и сделался славным. Один из великих подвижников египетских услышал о нем, посетил его, надеясь найти у него более строгий образ внешней жизни. Вошедши к нему, он приветствовал его, и, помолившись, они сели. Вот египтянин видит, что он носит хорошую одежду, под собою имеет рогожу и кожу, у него небольшая подушка, ноги чисты и обуты в сандалии. Видя это, он соблазнился тем, что в таком месте так живет этот человек, а не в строгом подвижничестве. Старец по дару прозрения понял, что он соблазнился, и говорит прислужнику: сделай нам ныне праздник ради аввы. Прислужник нашел немного овощей и сварил их. Когда пришло время, вставши, они ели. Ради немощи старец имел у себя немного вина, и они пили. Когда же наступил вечер, они прочитали двенадцать псалмов и легли. То же сделали и ночью. Вставши утром, египтянин говорил старцу: помолись о мне, - и пошел от него, не получив пользы. Когда же он несколько отошел, старец, желая сделать ему пользу, послал за ним воротить его. Когда тот пришел, старец опять принял его с радостью и стал спрашивать: из какой ты страны или из какого города? Я вовсе не городской житель, - отвечает египтянин. Старец спрашивает: какое же у тебя было дело в деревне? - Я был сторожем. - Опять спрашивает: где ты спал? - В поле, - отвечал он. Имел ли постель под собою? В поле какую постель я мог подстилать под себя? - отвечал он. Старец спрашивает: как же ты спал? На земле, - отвечал египтянин. Какая пища была у тебя в поле и какое вино пил ты? Египтянин отвечал: какая в поле пища и какое вино? - Как же ты жил? - Ел немного хлеба, - отвечал он, - и что-нибудь соленое, а пил воду. - Великий это труд! - сказал старец и спросил: а была ли в деревне баня, где можно было мыться? - Нет, - отвечал египтянин, - но, когда хотели, мылись в реке. Когда старец выслушал все это и узнал бедность прежней жизни египтянина, то, желая сделать ему пользу, рассказал ему и сам о прежней своей жизни в мире. Я - смиренный, - говорил он, - которого ты видишь перед собою, из великого города Рима и был вельможею при дворе царском. Египтянин как только услышал эти первые слова, пришел в умиление и внимательно слушал, что далее говорил ему старец. И вот, - продолжал старец, - оставил я Рим и пришел в сию пустыню. Я, которого ты перед собою видишь, имел великолепные чертоги и великое богатство. Презрев все это, пришел я в эту малую келью. У меня, которого ты видишь пред собою, были кровати из золота с драгоценными покрывалами [7], а теперь вместо них Бог дал мне рогожу и кожу. У меня были драгоценные одежды, вместо них ношу я теперь это бедное одеяние. На стол мой тратилось много золота, вместо сего теперь Бог дает мне несколько сего овоща и небольшую чашу вина. Мне служило множество отроков, и вот вместо всех их ныне Бог внушил этому старцу прислуживать мне. Вместо бани я лью на свои ноги несколько воды, и сандалии ношу по немощи своей. Вместо пения певчих и игры на флейтах и арфах прочитываю я двенадцать псалмов; то же делаю и ночью за грехи содеянные мною, и тотчас по успокоении совершаю малое Богослужение. Итак, прошу тебя, отче, не соблазняйся моею немощью! Выслушав это, египтянин, пришедши в себя, сказал: увы мне! От многих нужд мира пришел я сюда на покой и имею теперь то, чего не имел прежде; а ты от такого довольства пришел к скорби и от великой славы и богатства пришел в уничижение и бедность! Итак, египтянин, получив назидание, оставил старца, сделался ему другом и посещал его ради пользы. Ибо старец отличался рассудительностью и исполнен был благоуханием Святого Духа.
Брат спросил одного из отцев: оскверняется ли тот, у кого нечистый помысел? Когда об этом было рассуждение, одни говорили: оскверняется, другие говорили: нет, потому что мы, простые, не можем от них отстраниться, но в том дело, чтобы не совершать грех телесно. После этого брат пошел к более опытному старцу и спросил его об этом. Старец отвечает ему: с каждого требуется по мере его. Брат умолял старца, говоря: ради Господа разъясни мне это слово. Вот, - говорит - старец, здесь лежит сосуд вожделенный и пришли два брата: один, имеющий большие меры, а другой - малые. Если помысел совершенного скажет: хочу я иметь этот сосуд, но человек не остановится на этом, но тотчас отсечет помысел, то он не осквернился. А неполучивший больших мер, если помыслит сие и будет заниматься помыслом, но не покорится ему, то также не осквернится.
Старец сказал: если кто будет жить в каком-нибудь месте и не принесет плода этого места, то самое место изгоняет его, ибо не принес он плода места того.
Один брат работал в день памяти мученика. Другой брат, увидев его, сказал ему: можно ли сегодня работать? Сей отвечал ему: сегодня раб Божий выступил на сцену, свидетельствуя о Христе, и был мучим, а я ради Господа не должен ли потрудиться сегодня хоть немного в деле моем?
Старец сказал: если кто совершит дело, следуя своей воле, и это будет не по Богу, однако же сделано в неведении, то после всеконечно таковому должно придти на путь Божий. А кто держит свою волю не по Богу и не хочет слушать других, но только самого себя считает знающим, тому трудно придти на путь Божий.
Спрошен был старец: что такое путь узкий и скорбный? (Мф. 7: 14). Старец отвечал: путь узкий и скорбный есть тот, чтобы делать насилие своим помыслам и для Бога умерщвлять свои пожелания; это значат слова: се мы оставихом вся и в след Тебе идохом (Мф. 19: 27).
Старец сказал: как чин монашеский гораздо почетнее звания мирян, так и странничествующий монах должен быть во всех отношениях образцом для пребывающих на одном месте монахов [8].
Старец сказал: если монах на том месте, где живет он, задумает сделать доброе дело и не сможет сделать его, то таковой да не думает, что, ушедши в другое место, сможет сделать это.
Старец сказал: если делатель придет на место, где нет делателей, то не может успеть. Итак, он должен стараться, чтобы не сойти вниз. И наоборот - если ленивый будет жить с делателями, то успевает, если будет бодрствовать; а если не успевает, то, по крайней мере, не сходит вниз.
Старец сказал: если душа имеет только слово, а не имеет дела, то уподобляется дереву, имеющему цветы, но не плод.
Старец сказал: как дерево, имеющее плод полный и зрелый, имеет вместе и листья, так и душе, имеющей благое делание, свойственно слово.
Старец сказал: не тем мы повинны бываем суду, что входят в нас помышления, но тем, что во зло употребляем помыслы, ибо от помыслов можно потерпеть кораблекрушение и от помыслов можно так же получить венец.
Старец сказал: не имей дела с мирским ни в даче, ни в получении, не имей знакомства с женщинами и не будь слишком свободен в обращении с отроком.
Брат спросил старца: что мне делать, когда многие помыслы восстают на меня и я не знаю, как мне бороться с ними? Старец отвечает ему: не борись со всеми, но с одним, ибо все помыслы монахов имеют как бы одну главу. Итак, ты борись собственно с этою главою - и усмирятся прочие помыслы.
О злых помыслах старец сказал: молю вас братия, чтобы как мы оставили дела злые, так и оставили бы и помышление о них.
Один старец сказал: кто хочет жить в пустыне, тот должен быть сам учительным, а не нуждаться в учении, чтобы не потерпеть вреда.
Старец сказал: Иосиф Аримафейский испросил взять тело Господа и, взявши, положил его в новом гробе, в чистой плащанице. Плащаница чистая - это есть сердце чистое, гроб новый - новый человек Израиль, которому в пустыне в пищу дана была манна, а истинному Израилю - Тело Христово.
Спрошен был старец: как найду я Бога - постом, трудом, бдением или милостынею? И старец на это отвечал так: многие изнурили плоть свою безрассудно и не получили от того пользы. Уста наша дышат постом, мы наизусть изучали Писания, совершили псалмы Давидовы, а чего ищет Бог, того не имеем, то есть страха Божия, любви и смирения.
Брат спросил старца, говоря: прошу старцев, чтобы они сказали мне о спасении души моей, - и ничего не могу удержать из слов их. Зачем же мне и просить их, когда ни в чем не успеваю? Ибо я весь нечистота. Были же там два пустых сосуда. И говорит ему старец: поди, принеси один из этих сосудов, налей в него масла, вылей оное и поставь сосуд на место. Так он и сделал однажды и дважды. И говорит ему старец: принеси теперь оба сосуда вместе и посмотри, который из них чище. Брат говорит ему: тот, в который я вливал масло. - Так и душа, хотя и ничего не удерживает из того, о чем вопрошала, но очищается более, чем душа человека невопрошающего.
Один из старцев поведал: некоторый весьма благочествивый брат имел бедную мать. Когда настал великий голод, он, взявши хлебы, пошел отнести их матери своей; и вот был к нему глас, говорящий: ты заботишься о твоей матери или Я пекусь о ней? Брат, познавши силу гласа, пал лицом на землю, молился и говорил: Ты, Господи, имей о нас попечение! И, вставши, воротился в свою келлию. На третий день пришла к нему мать и говорит ему: один монах дал мне небольшой пшеничный хлеб, возьми его и раздроби нам на малые части, чтобы нам напитаться. Брат, услышав это, прославил Бога и, исполнившись надежды, по благодати Божией преуспевал во всякой добродетели.
Один брат жил безмолвствуя, и демоны в виде ангелов хотели соблазнить его под предлогом общего собрания на молитву. Они возбуждают его, просят и показывают ему некое знамение в виде света. Он же пошел к одному старцу и сказал ему: авва, ангелы приходят ко мне с светом и возбуждают меня в общее собрание на молитву. И говорит ему старец: не слушай их, чадо! Это демоны; но когда приходят будить тебя, говори: я встану, когда захочу, а вас не послушаю. Брат, приняв наставление старца, пошел в келью свою. В следующую ночь опять по-прежнему пришли демоны и будили его. Он же, как заповедано было ему старцем, отвечал им, говоря: встану, когда захочу, а вас не слушаю. Демоны сказали ему: этот злой старец - лжец, он обманул тебя. Ибо пришел к нему брат, желая занять денег, и он, имея деньги обманул его, говоря: у меня нет денег, - и не дал ему. Из этого пойми, что он обманщик. Брат, вставши, пошел к старцу и рассказал ему про это. Старец же сказал ему: правда, у меня были деньги, и когда пришел брат и просил у меня, я ему не дал, ибо знал, что если дам ему, то это будет вредно душе его. Посему я решил нарушить одну заповедь а не десять, чтобы нам не придти в скорбь. Ты же не слушай демонов, ищущих обмануть тебя. И брат, много утвержденный старцем, пошел в свою келию.
Старец сказал: мужу истинно мудрствующему и благочестиво живущему невозможно быть уловленным и впасть в постыдные преступления, разве только по обольщению демонов.
Сказал еще: по той мере, как похотствует тело, душа не знает Бога.
Сказал еще: достаточно для здравия души познания Бога.
Сказал еще: все люди желают получать блага, приобретают же их собственно те, кои имеют общение с Божественным Словом и служат ему добродетелями.
Спросили братия одного из отцев, говоря: почему душа не стремится к обетованиям Божиим, которые Он обещал в Писаниях Своих, но уклоняется к нечистому? Старец отвечал: я думаю, что она еще не вкусила горнего, потому и имеет похотение к нечистому.
Старец сказал: если ты сядешь на место и увидишь некоторых, имеющих слово утешения, то не внимай им. Но если какой-нибудь бедный, то ему внимай до тех пор, пока он не будет иметь хлеба и успокоится.
Говорил старец о Моисее, что он когда хотел поразить египтянина, озирался семо и овамо (Исх. 2: 12) и никого не увидал, то есть в помыслах своих, а увидел, что он ничего худого не сделает, а сделает это для Бога, - и поразил египтянина.
Говорил также старец о словах, написанных в псалме: положу на мори руку его и на реках десницу его (Пс. 88: 26), что это говорится о Спасителе. Шуйца Его на море - это есть мир, на реках же десница Его - эти руки суть апостолы, наполняющие мир верою.
Пришли некогда три брата к старцу в скит, и спросил его один, говоря: авва! Я изучил Ветхий и Новый Завет наизусть. Старец в ответ сказал ему: ты наполнил воздух словами. И второй спросил его, говоря: а я написал для себя сам Ветхий и Новый Завет. Старец и ему сказал: ты загромоздил свои окна книгами [9]. И третий сказал: у меня в горшке, в котором варится пища, взошел тростник [10]. Старец на это сказал ему: а ты отогнал от себя страннолюбие.
Передавали некоторые из отцов о великом старце, что если кто когда приходил к нему спросить о чем-нибудь, то старец говорил ему олицетворительно (в чине чьем-либо, представляя себе чье-нибудь лицо): вот я принимаю лицо Бога и сижу на престоле суда. Что же ты хочешь, чтобы я сделал тебе? Если скажешь: помилуй меня, - то Бог говорит тебе: если ты хочешь, чтобы Я помиловал тебя, то ты помилуй сначала брата своего, и Я помилую тебя. А если хочешь, чтобы я простил тебя, прости и ты брату своему. В Боге ли причина этому? Да не будет; но она в нас самих: хотим ли мы спастись.
Говорили об одном отце в Келлиях, что он был великий труженик. И вот, когда в одно время он совершал у себя иноческое правило, случилось некоторому другому старцу придти к нему. И извне услышал он того отца ссорящегося с помыслами своими и говорящего: неужели за одно слово все это отнимется от меня? Старец, подойдя к дверям, подумал, что он ссорился с кем-нибудь, и толкнул, чтобы взойти и примирить их. Вошедши же и увидев, что никого другого не было внутри, и, будучи откровенен со старцем, спросил его: с кем ты ссорился, авва? С помыслами своими, - отвечал он, - четырнадцать книг я знаю наизусть [11], и одно прискорбное слово услышал со стороны, и когда пришел, стал совершать мое правило, то все забыл, а только одно пришло мне на память в час моего правила, и поэтому-то я ссорился с моим помыслом.
Сказал один из отцев: чистое животное пережевывает пищу и есть двукопытное; так и человек истинно верующий и принимающий два Завета, которые всецело соблюдаются в святой Церкви, а у еретиков различным образом отметаются. Этот человек должен хорошую пищу пережевывать, а дурную - не должен. Полезная пища - это, говорю, помыслы благие, предание учителей, добродетели святых. И сказал еще: а вредная пища - это злые помыслы в различных грехах и заблуждениях людей.
Брат спросил одного из старцев: что делать, если мне случится быть отягощенным от сна и наступит час молитвословия, а душа моя от стыда не хочет сотворять молитвословия? И отвечает ему старец: если тебе придется быть отягощенным сном до утра, то, вставши, затвори двери и окна и твори свое молитвословие, ибо написано: Твой есть день и Твоя есть нощь (Пс. 73: 16). Бог славится во всякое время.
Спросил брат одного старца, говоря: отче, лучше приобретать мне славу от людей, нежели бесчестие? Старец отвечал: да, и я хочу приобретать себе славу, доколе она духовна, угодна Богу, а не бесчестие. Брат спрашивает его: как же это может быть? Старец отвечает: если я сделаю доброе дело и за это буду прославляться у других, то могу осудить помысел мой, говоря, что я не достоин такой славы. Но бесчестие бывает от худых дел, и как же я могу успокоить сердце мое, когда все люди соблазнились во мне? Итак, лучше делать добро и славиться, нежели делать зло и получать бесчестие. И сказал брат: хорошо, отче, сказал ты.
Старец сказал: один ест много и не насыщается, а другой ест мало и насыщается; а большую награду получает тот, кто много ест и остается голодным, нежели тот, который мало ест и бывает сыт.
Старец сказал: если между тобою и другим будет сказано обидное слово и тот станет отрицаться, говоря: я не говорил этого, - то не спорь с ним, а скажи: ты сказал, - тогда он одумается и скажет: точно, я сказал нечто.
Брат спросил старца, говоря: сестра моя бедна, и если я из любви даю ей что-нибудь, то в этом случае не есть ли она одна из нищих [12]? Старец отвечал: нет. Брат спросил: почему же, авва? Старец сказал: потому что самая кровь привлекает тебя несколько к ней.
Старец сказал: ложь - это ветхий человек, а истина - новый человек.
Сказал опять: истина есть корень добрых дел, а ложь - смерть.
Старец сказал: монаху не должно ни слушать всяких речей, ни быть многословным, ни скоро соблазняться.
Сказал старец: не всякому слову соуслаждайся и не соглашайся с ним; верь не слишком скоро, а что истинно, то говори скорее.
Старец сказал: если внешне и трудились здесь святые, но вот они уже приняли и часть успокоения. А это потому, что, трудясь, они были свободны от забот мира сего.
Сказал старец: если монах увидел место, представляющее духовное преуспеяние, но для нужд тела требующее труда, и потому не идет туда, то таковой не верует, что есть Бог.
Новоначальный брат спросил монаха, говоря: что лучше: молчать или говорить? И сей отвечает ему: если слова праздны, то оставь их; а если хороши, то дай место добру и говори, а особенно, если будут они благи, то не медли, но тотчас произноси - и успокоишься.
Старец сказал: если в сердце монаха, сидящего в келлии, взойдет слово и за ним устремится брат, не достигший возраста и не влекомый Богом; то предстоят ему демоны и объясняют ему это слово, как им хочется.
Говорил один из старцев: когда вначале мы собирались вместе и говорили о душевной пользе, то составляли круги-круги и восходили на небо; а ныне мы собираемся для пересудов и влечем самих себя в глубокую пропасть.
Сказал другой из отцев: если внутренний наш человек бодрствует, то можно соблюсти и внешнего человека, а если не так, то, по крайней мере, соблюдем язык.
Он же сказал: нужно духовное дело - на сие мы пришли; и весьма трудно учить устами, когда тело не совершит этого дела.
Сказал другой некоторый из отцев: человеку всегда надобно иметь дело внутри себя; и так, если он занимается делом Божиим, то приходит к нему враг сегодня-завтра, но не находит себе места остаться. И опять - если человек этот сделается пленником врага, то часто приходит к нему Дух Божий, и если мы не даем Ему места, то удаляется.
Брат спросил старца, говоря: скажи мне слово, чтобы мне спастись. Старец отвечал: постараемся делать мало-помалу, при этом Бог сообщается с нами и мы спасаемся.
Пришли некоторые монахи из Египта в скит посетить старцев и, увидя их обильно вкушающих пищу, когда они голодали от своего пощения, соблазнились. Настоятель, узнав это, пожелал уврачевать их и провозвестил в церкви народу, говоря: поститесь, братие, и усильте образ подвижничества вашего! Пришедшие египтяне хотели было идти назад, но скитяне удержали их. Когда же египтяне постились один день, то сделались унылыми; а было положено им поститься два дня. Сами же скитяне постились целую неделю. И когда наступила суббота, египтяне сели за трапезу со старцами. Когда же египтяне во время трапезы начали производить шум, тогда один из старцев удержал руки их, говоря: трапезуйте чинно, как монахи! Один же из них оттолкнул руку его, говоря: пусти меня, ибо я умираю, не евши вареного целую неделю. Старец говорит ему: если вы, через два дня едящие, так ослабеваете, то как же соблазняетесь о братиях, которые постоянно так совершают пощение? Египтяне покаялись пред ними и, получив назидание от подвижничества их, пошли с радостью.
Брат спросил старца, говоря: что мне делать, когда помыслы побуждают меня выходить под предлогом посещения старцев? Старец в ответ сказал ему: если ты видишь, что помыслы побуждают тебя выйти из келлии своей ради тесноты [13], то сделай себе утешение в келлии своей и не захочешь выйти; а если ради пользы души - то испытай свой помысел и выйди. Ибо я слышал об одном старце, что когда помыслы говорили ему посетить кого-нибудь, то он вставал и брал свою милоть, ходил кругом кельи своей и входил, делал для себя всякое утешение как для странника и, так делая, успокоился.
Один брат после отшельничества, приняв иноческий образ, тотчас заключился в келлии, говоря: я отшельник [14]. Старцы, услышав о том, пришли, вывели его и заставили обходить келлии монахов, приносить раскаяние и говорить: простите меня! Я не отшельник, но монах новоначальный. И сказали старцы: если увидишь юношу, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось его оттуда, ибо ему это полезно.
Брат сказал великому старцу: желал бы я, авва, найти старца по желанию моему и умереть с ним. Говорит ему старец: хорошего ты ищешь, господин мой! Брат подумал в уме своем, что это так, но не знал мысли старца. И когда старец увидал его удовлетворенным, то сказал ему: если ты найдешь старца по своему желанию, захочешь ли остаться с ним? И очень, - сказал брат. Старец потом говорит ему: ты ли должен следовать воле старца или он последовать твоей воле - и тогда ты успокоишься? Понял брат и, принося раскаяние, говорил: прости меня, что я много вознесся. Я, ничего не знающий, думал, что хорошо говорю.
Два брата по плоти сделались отшельниками, из коих первый по пострижению был возрастом меньше. Когда один из отцев пришел посетить их, то они поставили таз и меньший подошел омыть ноги старца. Старец же удержав руку его, отстранил его и поставил большого возрастом. И сказали предстоящие: авва! Тот - меньший, но первый по пострижению. Старец же говорит им: я беру старейшинство меньшего и возлагаю на большего возрастом.
Спрошен был старец одним воином: принимает ли Бог раскаяние? И старец, поучив его многими словами, говорит ему: скажи мне, возлюбленный, если у тебя разорвется плащ, то выбросишь ли его вон? Воин говорит ему: нет, но я зашью его и опять буду употреблять его. Старец говорит ему: если ты так щадишь свою одежду, то тем паче Бог не пощадит ли Свое творение? И воин, хорошо убедившись в этом, отошел с радостью в свою страну.
Спросил один брат старца, говоря: какое дело души и какое дело рук? Старец отвечает ему: все, что бывает по заповеди Божией, - есть дело души; а делать и собирать по собственному рассуждению - это дело рук. Брат говорит ему: разъясни мне эти слова. Старец говорит ему: вот слышишь ты, что я болен, и ты говоришь сам в себе: оставлю ли я дело свое и пойду к нему? Сперва покончу я свое дело, а потом пойду. И представляется тебе другой случай - и ты не идешь. И опять брат говорит тебе: брат мой! Помоги мне в работе. И ты говоришь: неужели мне оставить дело мое и идти работать с ним? Если ты не пойдешь на зов, нарушишь заповедь Божию, что составляет дело души, для дела рук. Но если кто попросит тебя отойти от своего дела для заповеди и ты к нему отходишь, то это есть дело Божие.
Брат спросил старца, говоря: скажи мне дело. Старец отвечает ему: отсеки от себя всякую зависть во всяком деле - и спасешься. При этом, - сказал старец, - зависть ввергает человека в гнев, а гнев - в ослепление, ослепление же производит то, что человек делает всякое зло.
Сказал один из отцев: жесткое слово и хороших делает дурными, а кроткое слово приносит пользу всем.
Сказал один из старцев: отцы наши взошли в жизнь отсечением воли своей, а мы, если можем, то взойдем благостию своею.
Странствовавший брат спросил старца: я хочу возвратиться в свою страну. И отвечает ему старец: брат! Познай, что ты, пришедши сюда из страны твоей, имел Бога руководителем своим; если же желаешь возвратиться, то уже не будешь иметь Его.
Старец сказал: есть люди, которые молчат не ради Бога, но желая приобрести себе славу. Но кто молчит ради Бога, то это поистине есть добродетель - и такой человек получает благодать от Бога и Святого Духа.
Сказал один из старцев: если дерево не будет колеблемо ветром, то оно не будет расти и не даст корней; так и монах, если не будет искушаем и не будет терпеть, то не будет мужественным.
Брат спросил старца, говоря: почему, совершая малое мое правило, я делаю это с небрежением? Старец отвечал: любовь к Богу обнаруживается в том, когда кто исполняет дело Божие со всею ревностью, сокрушением и нерассеянным умом.
Сказал один из отцев: нет ни одного народа под небом, как народ христианский, и так же ни одного такого чина, как чин монахов; но только вредит им, что дьявол вселяет в них злопамятсво к братиям, когда они говорят: вот, он сказал мне и я ответил ему тем же, - и: он имеет грехи пред собою и не видит их, а о грехах ближнего празднословит. От этого и терпят вред.
Старец сказал: монаху должно быть не слушателем только заповедей, но исполнителем их.
Старец сказал: пророки написали книги, и пришли отцы наши, упражнялись в них и изучили их наизусть; затем пришел род сей, списал их и положил их праздными на окна.
Старцы говорили: куколь есть знак незлобия, аналав - знак креста, пояс - знак мужества. Итак, будем вести жизнь по нашему иноческому образу [15].
[1] Разумеется дующий в Египте вредоносный ветер хамзин, род аравийского самума.
[2] Разумеется Макарий городской, или Александрийский.
[3] Тавенна - место в Фиваиде, или верхнем Египте, в округе Тентирском, где Пахомий Великий основал свой монастырь.
[4] Здесь и ниже разумеется другой Макарий - Египетский.
[6] Здесь разумеется нерассудительная крайность в напряжениях подвижничества, против которой говорит и св. Василий Великий в словах о подвижничестве ("Творения св. Отцов в русском переводе", ч. IX, стр. 73): "самым лучшим пределом и правилом воздержания пусть будет следующее: не иметь целью - и нежить плоть, и поступать с нею жестоко, но избегать неумеренности и в том и в другом, чтобы плоть, утучнев, не мятежничала, и изнуренная до болезненного состояния, не лишилась сил к исполнению заповедей. Ибо равный вред душе в обоих случаях: и когда плоть непокорна, от избытка здоровья предаваясь неистовым порывам, и когда от мучительных болезней изнурена, расслаблена и неподвижна; потому что душа, при таком состоянии тела, не имеет времени возводить взоры горе, но по всей необходимости бывает занята ощущением боли и ослабевает, подавляемая злостраданием тел. Вся жизнь да будет временем молитвы. Но напряженности псалмопения и коленопреклонения надобно давать отдых некоторыми перерывами". При этом однако можем заметить, избранные сосуды благодати, конечно, вмещают и невместимое (Мф. 19: 12) прочими.
[7] По данным археологии известно, что древние римляне, во всем поражающие нас своей роскошью, не менее обнаруживали ее и в устройстве своих кроватей или лож. Большие или меньшие тумбы или ножки этих лож были металлические или, если деревянные, то украшались слоновой костью, черепахой или драгоценными металлами, а оконечности их были из чистого серебра или золота. На растягивающиеся поясы или подпруги накладывали матрац с дорогими покрывалами и богатыми подушками. Ложи занавешивались до самого пола драгоценными пурпуровыми или золотошвейными занавесками или другой богатой драпировкой, со множеством складок. См. Weiss, Kostumkunde. Handbuch der Geschichte der Pracht, des Banes und des Gerathes der Volker des Alterthumes, Stuttgart 1860. 2 Abtheilung. S. 1308-1309.
[8] Здесь разумеется не внешнее какое-нибудь странствование, но предпринимаемое с высшими духовными целями (см. 1 Пет. 2: 11, Евр. 13: 14 и др.), особенная степень иноческого совершенства, о которой рассуждает св. Иоанн Синайский в 3-й главе своей Лествицы. Это странничество, при котором инок отрешается от всего любимого и обрекает себя на все лишения и скорби, Лествичник называет сокровенной жизнью, желанием уничижения и стеснения, началом Божественной любви, отречением от тщеславия, глубиною молчания и т.д. Странник избегает всякой связи с своими и чужими.
[9] То есть сложив кучей на окно, оставил их без употребления и исполнения на деле.
[10] То есть от неупотребления его, при одном сухоядении.
[11] Конечно, разумеются 14 посланий св. апостола Павла.
[14] В Греческой Церкви это был род особенного подвижничества, когда человек, ради духовного подвига и созерцания уходил в уединенные и сокровенные места.
[15] Куколь, аналав, пояс возлагаются на новопостригаемого инока.