Новоселов М. - Письма к друзьям - Письмо тринадцатое

5 июля 1924 года,
день пр. Сергия Радонежского

Как только отправил вам, друзья мои, двенадцатое письмо, тотчас же начал писать и следующее, но неожиданно заболел и заболел надолго: вот уже третий месяц не оставляет меня неопасный для жизни, но изнурительный недуг. Последние дни я чувствую себя несколько лучше и берусь за перо, чтобы заново начать прерванную болезнью беседу.

На этот раз она будет очень проста: я приведу вам из жизни великого угодника Божия, преп. Феодора Студита, два эпизода, которые должны послужить дальнейшим уяснением вопроса об авторитете в Церкви. Чтобы не растягивать чрезмерно письма, "я не буду излагать подробно житие преп. Феодора, а остановлюсь лишь на тех двух эпизодах из его жизни, о которых только что упомянул. Но я усиленно рекомендую вам познакомиться с жизнью и деятельностью этого святого, или по Четьям Минеям св. Димитрия Ростовского (ноябрь, 11), или, еще лучше, по тем биографическим данным, которыми предваряются "Творения" преп. Феодора, изданные в 1907 году Санкт-Петербургской Духовной Академией. Там помещены: 1) исторический очерк жизни и деятельности преподобного (106 стр.) и 2) два жития его (одно 66 стр., другое – 52 стр.).

Первый из упомянутых мною эпизодов, который я изложу подлинными словами "Жития", относится к тому времени, когда пр. Феодор, имея 35 лет от роду, был настоятелем скромного Саккудионского монастыря, находившегося в Малой Азии, "в пределах вифино-лидийской горы Олимпа" и насчитывавшего в своих стенах около сотни иноков. Начало этому монастырю положено было совместной деятельностью пр. Феодора и его знаменитого наставника пр. Платона. Вот что читаем мы в "Житии".

"В то время единодержавно царствовал Константин, сын христолюбивой Ирины, который, имея юношескую невоздержность и необузданность и предавшись пламенным плотским влечениям, отверг свою прежнюю законную супругу [1] и, насильно заставив ее постричься, прелюбодейным образом, подобно древнему Ироду [2] бесстыдно взял другую, по имени Феодоту, произведя, несчастный, величайший соблазн не только для Церкви Божией, но и для всех начальников народов и наместников. Божественный патриарх Тарасий, не соизволяя на такое сожительство, отказывается возложить на них брачные венцы и не одобряет беззаконной связи; ибо преступным душам непричастен Христос, как сказал некто из бывших прежде нас отцов.

Но один пресвитер и эконом той же святейшей великой церкви, Иосиф, бывший близким к прелюбодеям, дерзновенно принимает на себя это дело и венчает беззаконников, преступив божественные и человеческие законы. И это зло распространяется не только в столице, но и в отдаленнейших странах; так царь Лонгобардский, так Готфский, так и топарх (наместник) Босфорский, основываясь на этом нарушении заповеди, предались прелюбодейным связям и необузданным похотям, находя благовидное оправдание в поступке Римского императора, как будто бы, когда он поступил так, то последовало одобрение и от патриарха и находящихся при нем архиереев.

Узнав об этих беззакониях, муж (Феодор), уподоблявшийся Иисусу Христу и, сколько возможно, всегда явно исполнявший всякую правду и заботившийся об единоплеменном народе с отеческим сочувствием, скорбел, негодовал в себе и оплакивал всеобщую погибель настоящих и будущих людей; ибо он справедливо опасался, что безумие властителя, будучи принято неразумными в закон, у последующих поколений обратится в неисправимую практику. Поэтому он не оставляет зла без обличения, но тотчас вместе с отцом своим (Платоном) прерывает общение с ними. Такое богоугодное отвращение их от прелюбодеяния доходит до слуха императора, который сначала равнодушно принимает это, не выражая негодования против неприятного известия, но потом, узнав об этом еще от других и от самой прелюбодейцы, и некоторым образом боясь отлучения от блаженных мужей, пользовавшихся несравненною и обширною славою в монашеской жизни, он старается всячески склонить непреклонных к одобрению его гнусного дела, особенно надеясь на то, что принятая во дворец была их родственницею; ибо повенчанная с Константином была двоюродной сестрой отца нашего Феодора. Поэтому он внушил ей послать им золота, с надлежащим приветствием от них; но так как он обманулся в своей надежде, узнав, что богоносные мужи выше его лести, то предпринимает борьбу с ними иным образом. Притворно вздумав купаться в теплой воде, которая сама собою вытекает из земли (Теплые ванны близ Прусы, возле Саккудионского монастыря - прим. М. Новоселова), он устрояет царское путешествие в Прусу, думая, что приснопамятные непременно придут к нему изъявить вместе с другими обычное почтение. Но, не достигши исполнения ни одного из своих предположений, воспламеняется гневом в душе своей и, как можно скорее, возвращается во дворец, сильно негодуя против невинных.

Итак, он, призвав к себе начальника придворной стражи, посылает с ним и стратига Опсикийского к преподобным, чтобы подвергнуть их истязаниям. Те, прибыв в монастырь, вдоволь бьют ремнями (Феодора), который давно желал этого ради Христа, и других троих из первенствующих братий; затем ссылают его с другими, десятью из известнейших членов братства в Фессалонику, приказав отводившим их тщательно стеречь их и заключить не вместе всех, но каждого отдельно и вдали друг от друга в различных помещениях, чтобы нельзя было кому-нибудь из них приходить к другому; блаженного же Платона отправляют в обитель святого Сергия, не допуская к нему никого и приказав ему оставаться там.

Но какой и сколь великий результат для всей вселенной имел подвиг богоносного отца нашего, это сейчас можно видеть: жившие в странах области Херсонской и Босфорской епископы и пресвитеры, равно как и благочестивейшие из монахов, услышав о деянии святого отца нашего и нашедши его согласным с Божественным Евангелием, подражают его дерзновению в добре, так что и здесь исполняются слова: яже от вас ревность раздражи множайших на доброе (2 Кор. 9, 2); и тогда же они перестают принимать дары, приносимые церквам Божиим от тех, которые совершали одинаковые дела с младшим Константином, отлучают их от священных и Пречистых Тайн Христовых и согласно с священномудрым Феодором говорят унижавшим христианское предание: "непозволительно вам иметь жен вопреки постановленным от Христа законам". Наконец, и они изгоняются из своих церквей и обителей, подвергаются и другим страданиям, вымышляемым гонителями, ибо когда руководит ярость, тогда особенно налегает насильственная рука лютого воина.

Вследствие этого почти во всей римской империи нападает страх на совершающих такие дела; гонение на благочестивых становится уздою для невоздержных, и вследствие этого поток зла удерживается от дальнейшего распространения; ибо страсти, оставляемые без наказания, постоянно стремятся к худшему, подобно ехидне, овладевают сердцем и умом и доводят до совершенной погибели предавшегося им. А дабы этого не случилось, благодать всесвятого Духа, воссияв в вышеупомянутых подвижниках, явно обличила дело беззакония.

Таким образом, великий Феодор становится еще более знаменитым, являясь подражателем Предтечи и Илии Фесвитянина [3], не только в соседних странах, но и по всей вселенной; ибо, оставаясь под стражею в городе Фессалонике во все время царствования Константина, он в самых отдаленных странах распространил славу своих подвигов. Писал он и к папе древнего Рима [4] извещая его о событиях чрез своих учеников, и тот принял это с великим уважением, как от такого мужа, который не преминул возвестить угодное Богу; получил и сам от него ответные письма, в которых восхвалялись его ревность, восстание на защиту добра и подвиг, достойно уподобляемый дерзновению божественного Предтечи.

Но так как, по словам Писания, царь дерзостен впадет в злая (Притч. 13, 38), и путие нечестивых темни, не ведят, како претыкаются (Притч. 4, 19), то, спустя немного времени, Константин, против которого возмутилось собственное его войско, лишается обоих глаз и низлагается с царского престола, как ненавистное и невыносимое бремя. Тогда опять возвышается его мать, христолюбивая Ирина, которую прежде он, предавшись разврату, удалил из царского двора. Эта боголюбивейшая жена, как скоро приняла кормило царства, вызывает из ссылки великого Феодора и вводит его в общение со святейшим патриархом Тарасием, между тем как Иосиф, по низложении Константина, лишен был священного сана. Оба они, говорила царица, поступили хорошо и богоугодно: один, как явившийся защитником евангельских догматов до крови и мучений и чрез это имеющий доставить потомкам чистое спасение душ, а другой, как с пользою применявшийся к Обстоятельствам (οικονομια [5]) и отклонивший злобное намерение неистового царя, угрожавшего причинить Церкви Христовой зло хуже царствовавших прежде него, если бы он встретил препятствие своим пожеланиям. Это подтвердил и святейший Тарасий, вступив в общение с отцом нашим, как писал сам подвижник Спасителя Феодор. С ними согласимся и мы и не будем осуждать ни одной из сторон; но, одобряя того и другого, не перестанем однако повиноваться евангельским заповедям; ибо то, что делается применительно, не есть закон, и не все отличается безукоризненностию" [6].

Этот отрывок из жития преп. Феодора я восполню некоторыми данными, заимствованными из более подробного очерка жизни и деятельности св. Феодора. В этом очерке, приложенном, как я сказал раньше, к Творениям" св. отца, с большею обстоятельностью изложено это церковно-историческое событие, связанное с великими личностями св. патриарха Тарасия и св. игумена Феодора Студита. Вот что, между прочим, мы там находим.

Не имея законных оснований для развода со своей супругой, император обвинил ее в том, будто она злоумышляла на его жизнь, и на этом основании "в январе 795 года сделал распоряжение о насильственном ее заключении в одном из византийских монастырей. Вслед за тем Константин VI возбудил пред константинопольским патриархом Тарасием дело о формальном разводе с Марией и о разрешении ему повенчаться с <фрейлиной императрицы> Феодотой. Но для патриарха Тарасия были вполне ясны тайные мотивы беззаконного поступка василевса, он глубоко скорбел о беспутстве и прелюбодеянии императора, навлекших на него тягчайший позор не только в Византии, но и за пределами ее, среди варварских народов, – для благочестивого патриарха не было сомнения и в искусственности и фальши взведенного на императрицу Марию обвинения, которое лишь компрометировало василевса, поэтому он, в ответ на все ходатайства Константина о признании за ним права на вступление во второй брак, категорически отрицал это право, отказывался подчиниться его непохвальному решению и предпочитал перенести тяжелые наказания и даже смерть, чем исполнить его волю о заключении брака с Феодотой.

Когда увещания патриарха не достигли цели, и император по-прежнему настаивал на вторичном его браке, то патриарх Тарасий пригрозил ему отлучением от святого причастия. Встретив достойное противодействие со стороны патриарха, император в гневе заявил ему, что он восстановит в церкви иконоборческую смуту и вновь воздвигнет гонение на святые иконы, если патриарх не подчинится его воле. Но и эта угроза оказалась напрасной, так как патриарх опять отказал императору в церковном благословении его брака. При таких условиях император Константин VI обратился к помощи рядового византийского духовенства. Его единомышленником в этом деле оказался эконом великой константинопольской церкви (Святой Софии), иеромонах Иосиф, который, вопреки распоряжению патриарха Тарасия, но по воле василевса, и совершил его брак с Феодотой 4 сентября 796 г. в придворном храме св. Маманта" [7].

Как же отнесся к этому факту патриарх Тарасий? "Бесспорно, он принципиально осуждал поступок василевса, признавал его с канонической точки зрения беззаконным, считал царя нарушителем церковных правил, заслуживающим отлучения от церковного общения, – но дальше этого теоретического осуждения Тарасий не шел, встречая в принципе экономии (Современная транскрипция греческого слова οικονομια в богословской литературе: "икономия"; см. также прим. [5] - прим. ред.), которым он руководился, препятствие к фактическому принятию против царя мер, согласных со всею строгостью канонов... Ослабив строгость церковных правил, патриарх этим самым удержал обезумевшего императора от большего зла, так как, в противном случае, Константин VI грозил сделаться врагом божественных икон и опять воздвигнуть в церкви лютое гонение на иконопочитателей. Мир в церкви и спокойствие ее верных чад были тем высшим благом, ради которого патриарх Тарасий допустил в деле императора Константина VI временное прекращение акривии (От греч. ακριβεια – точность, тщательность - прим. ред.) – строгого применения канонов и, руководясь экономией (Принципом приспособляемости - прим. М. Новоселова), не подвергал наказанию ни василевса, ни совершителя прелюбодейного брака эконома Иосифа, хранил полное молчание относительно преступного факта и вообще избегал обострять отношения между царским двором и вселенской патриархией. Политике патриарха Тарасия следовали и все многочисленные по составу и разнообразные по общественному положению сторонники спасительной экономии <...>.

Совершенно иное отношение к незаконному браку императора было со стороны преподобного Феодора вместе с Платоном и всем братством Саккудионского монастыря" [8].

Каково было их отношение, вы видели из приведенного мною житийного отрывка, который достаточно выясняет начало, течение и конец всего дела. Чтобы подчеркнуть главную цель, ради которой я познакомил вас с этой блестящей страницей из жизни великого исповедника Христова Феодора, скажу нечто в связи с тем, что говорено было в двух предыдущих моих письмах.

Из истории Флорентийского собора и Константинопольского, созванного против св. Григория Паламы, вы видели, как в вопросах веры нравственная сила одиноких личностей (Марка, митрополита Ефесского и св. Григория Паламы, архиепископа Солунского), являвшихся орудием таинственного Промысла Божия, преодолевала в конце концов канонический авторитет иерархии и давление высшей государственной власти, стоявших на стороне заблуждения и противившихся вселенскому сознанию Церкви. Подтверждая эту истину о господственном значении в Церкви нравственного авторитета, вышеприведенное событие из жизни преп. Феодора Студита имеет и свои отличительные черты сравнительно с тем, что мы видели в борьбе за истину Православия Марка Ефесского и Григория Паламы.

Во-первых, преп. Феодора никто не призывал на защиту поруганной правды Евангелия и Церкви. Он сам, по собственной инициативе, взялся за оружие и с горстью единомышленных иноков своего монастыря обнажил духовный меч против владыки мира, византийского императора.

Другое обстоятельство, для нас особенно поучительное, это то, что в то время как в первых двух случаях были две противостоящие друг другу стороны, в последнем, связанном с Феодором Студитом, наблюдаются как бы три центра: совершивший преступление император, резко обличающий его и отлучающий от общения с собой игумен Феодор с братией и молчаливо (а сначала и гласно) не одобряющий и протестующий, но и церковно не карающий императора патриарх Тарасий со своими единомышленниками. Таким образом, выступая против преступного царя, преп. Феодор затрагивал и св. мужа Тарасия, хотя и порицавшего поведение императора, но не оказывавшего ему сопротивления до конца, не отлучавшего его от Церкви.

Если вы, дорогие мои, со тщанием прочитали предложенный вам мною отрывок из жития преп. Феодора, то обратили внимание на положение, которое заняла царица Ирина по отношению к патриарху Тарасию и игумену Феодору: она усмотрела нравственную целесообразность действий за тем и за другим.

Что касается разности действования этих лиц, то, помимо разницы личных характеров, она объясняется разностью положения в Церкви патриарха и игумена. Если игумену небольшого монастыря можно было действовать, не принимая в соображение угрозы императора возобновить иконоборческие гонения, в случае решительного сопротивления со стороны патриарха, то патриарх, по самому положению своему ответственный за "тихое и безмолвное житие" [9] всего православного народа, естественно чувствовал себя связанным этой угрозой, памятуя все ужасы иконоборчества.

Несомненно, героем этой церковно-исторической драмы, разыгравшейся в Византии, является преп. Феодор, возбудивший в недрах Церкви огромное моральное движение, но блестящая роль игумена студийского не должна закрывать от наших глаз не яркого, но, может быть, не менее трудного подвига патриарха Константинопольского, взявшего на себя всю тяжесть подрывавшей, вероятно, к нему доверие многих верующих примирительной, "икономической" политики, и взявшего, приметьте это, не из-за страха за себя, не из угодничества перед властью, а ради ограждения множества чад Церкви от величайших испытаний.

Не видна ли и за святейшим патриархом Тарасием, и за преп. Феодором Студитом направляющая все это дело рука Господня, которая уступчивостью патриарха сохранила тишину Церкви, а дерзновением инока лишила покоя преступного царя и очистила атмосферу Церкви от нравственной заразы, внесенной в нее императором?!

Та же десница Господня не замедлила тяжко поразить высокопоставленного оскорбителя святыни Церкви: вступивший в беззаконный брак 4 сентября 796 года император был низвержен 16 июля 797 года, ослеплен и отправлен в ссылку. Нравственный удар, нанесенный ему ревностным иноком, был как бы санкционирован и оправдан судом Неба.

Святая Церковь причла к лику святых мужественного и нравственно-строгого, хотя ради мира церковного и умерившего свою строгость, патриарха Тарасия; она же включила в число, преподобных мужей и дерзновенного обличителя неправды царской игумена Феодора, засвидетельствовав этим богоугодность обоих служителей Христовых.

Есть в деле преп. Феодора и третья характерная черта. Тогда как Марк Ефесский и св. Григорий Палама защищали главным образом догматическую истину Православия, преп. Феодор выступил на защиту поруганной правды нравственно-канонической. Это важно отметить, чтобы видеть, как широка сфера нравственного авторитета в Церкви и как ограничена область самодовлеющего авторитета иерархического. А видеть это нам нужно очень и очень...

Почему – это выяснится дальше, а теперь я изложу кратко второй эпизод из жизни преп. Феодора, который, как и первый, несмотря на свою хронологическую отдаленность от наших дней, имеет внутреннее отношение к переживаемым нами событиям и может, в известной степени, осветить нам то положение, в котором, конечно, не без воли Божией, поставляется наша Церковь.

Недолго правила византийским царством благочестивая царица Ирина (797–802). В 802 году она была низложена государственным казначеем Византии Никифором, который и занял византийский престол. Пока жив был патриарх Тарасий, новый император относился более или менее сдержанно к Церкви и не вторгался в область церковной жизни. Но когда скончался св. Тарасий (806 г.) и на патриарший престол собором епископов и при участии царя был избран государственный секретарь Никифор, церковная политика императора резко изменилась. Самое избрание нового патриарха сопровождалось нарушением церковных обычаев и правил [10] и поэтому вызвало недовольство таких ревнителей Православия, как св. Феодор, авва Платон и все студийские монахи. Они протестовали настолько громко, что голос их достиг дворца. Раздраженный протестом, император приказал заключить преподобных Феодора и Платона в тюрьму на 24 дня. Это еще более обострило их отношения.

Между тем император пошел дальше в деле нарушения церковных канонов. Лишенный покойным патриархом, св. Тарасием, сана пресвитер Иосиф, пользуясь сменой как гражданской, так и церковной власти, стал добиваться восстановления его в правах священства. Так как еще в 803 году, во время восстания полководца Вардана, Иосиф оказал императору Никифору важную услугу, склонив этого претендента на византийскую корону отказаться от нее, то император обещал Иосифу ходатайствовать перед церковной властью о снятии с него отлучения.

Опасаясь со стороны императора действий, направленных ко вреду Церкви, новый патриарх пошел на уступки. Однако он один не взял на себя решения вопроса об Иосифе и предложил его на обсуждение собора из пятнадцати епископов, явившихся в Константинополь частью для избрания нового патриарха (т. е. его, Никифора), частью для заседания в постоянном патриаршем синоде. Епископы, не желая ставить в затруднительное положение вновь избранного патриарха, постановили снять с Иосифа запрещение в священнослужении и принять в клир великой Христовой Церкви.

"Преп. Феодор вместе с иноками студийского монастыря и многими другими < своими > сторонниками заявил протест против беззаконного дела, мотивируя его не только прежней аргументацией своих воззрений по вопросу о михии (Прелюбодеянии (греч.) - прим. ред.), но и тем соображением, что восстановление Иосифа в сане предпринято по почину некомпетентной в деле гражданской власти и за услуги Иосифа вовсе не церковного характера" [11]. Протестовавшие убеждали и умоляли патриарха Никифора "лишить священства того, кто низвержен и канонами, и прежним патриархом, был отрешен в течение целых девяти лет и противозаконно вторгся..." [12].

Патриарх уклонялся от переговоров с преп. Феодором по этому делу. "Тогда Феодор, авва Платон и студиты отложились (Курсив М. Новоселова - прим. ред.) от него. Вместе с ними отделилось от патриарха и немало народа, преимущественно лучшие по своей жизни люди. <...>

Одновременно св. Феодор своими письмами заинтересовал в возобновленном церковном движении (В цит. источнике - "михианском движении" - прим. ред.) не только всю Византию, но и Рим. В этих письмах преп. Феодор доказывал, что его уклонение от общения с царем и патриархом вызывается исключительно религиозно-нравственными мотивами и не заключает <в себе> никакого политического элемента, вопреки аргументации его врагов, а затем он стремился лишь к церковному миру и, лично ничего не имея ни против царя, ни против патриарха, всегда готов возобновить с ними церковное общение, под тем непременным и единственным условием, если эконом Иосиф будет лишен священства, в силу состоявшегося над ним законного суда патриарха Тарасия" [13].

Оставляя в стороне многообразные перипетии этого дела, осложненные вмешательством императора (с которыми вы можете познакомиться по указанным мною раньше источникам), перехожу к его заключительному моменту. Стойкость св. Феодора, энергично продолжавшего борьбу с великими мира сего, привела, несмотря на насилия гражданской власти по отношению к исповедникам истины, к полной победе правды над беззаконием. Как и в столкновении с императором Константином, так и теперь, в борьбе с императором Никифором, Божий Промысл выступил на защиту гонимых служителей Божиих и для восстановления попираемой правды.

25 июня 811 года император Никифор был убит на войне с болгарами, а его сын, занявший византийский престол, открыто стал на сторону св. Феодора [14]. Патриарх Никифор исполнил то, чего домогались ревнители церковных канонов – и опять лишил Иосифа священного сана, восстановив приговор патриарха Тарасия. Возвращенный из ссылки (811 г.) преп. Феодор водворился в Студийском монастыре, а в церкви византийской "опять наступил мир, которого здесь, по вине императора Никифора, не было свыше пяти лет" [15]

Таково, в общих чертах, то второе событие в жизни преп. Феодора, с которым я хотел познакомить вас, друзья мои. Подобно первому, оно является иллюстрацией и вместе подтверждением основного положения, развиваемого в последних моих письмах. Но оно содержит в себе и некоторое особое обстоятельство, отличающее его от первого эпизода из жизни преп. Феодора, когда он, разрывая церковное общение с императором Константином и действуя не в согласии с патр. Тарасием, а скорее вопреки ему, не порывал, однако, канонической связи с последним.

Не то теперь: считая незаконным принятие патриархом Никифором в церковное общение эконома Иосифа, отлученного св. Тарасием, св. Феодор со своим монастырем отлагается от патриарха. Обращаю ваше внимание на эту сторону дела и вот, главным образом, почему. Когда я в первый раз, до болезни, начал писать вам это письмо, мы переживали жуткое в церковном отношении время.

Святейший Патриарх готовился вступить в каноническое общение с главой живоцерковников Красницким, причем обстоятельства сложились так, что это, выражаясь мягко, рискованное предприятие Патриарх брал почти на единоличную свою ответственность. Мне ясно было, что мы, православные, дорожащие чистотой нашей веры и Церкви, стоим перед надвинувшейся к нам вплотную дилеммой: или, попирая свою религиозную совесть, оскверниться общением с нераскаянным (это было очевидно для всех) еретиком и раскольником, или с болью в сердце отложиться от патриарха. Когда в тревоге и скорби я размышлял о создавшемся, воистину ужасном, положении и просил Господа направить стопы мои и друзей моих по пути правды, мне "случайно" попался в руки первый том "Творений" преп. Феодора Студита. Хорошо помня историю Преподобного со св. Тарасием, я не знал или забыл о его столкновении с патриархом Никифором. Просматривая очерк жизни великого исповедника, я дошел и до этого столкновения.

Эпизод с патр. Никифором являлся прямым и живым ответом на скорбный вопрос, перед которым стояли православные люди, прислушиваясь к тревожным, смущающим душу слухам, шедшим из Донского монастыря [16] усердно и успешно поддерживавшимся газетными сообщениями [17]. Этот поучительный эпизод восполнял то, чего недоставало в истории патриарха Тарасия, и ясно указывал нам путь в случае церковного осоюжения Святейшего Патриарха Тихона с христопродавцем Красницким и его гнуснейшими приспешниками и единомышленниками...

Что такое – проступок эконома Иосифа по сравнению с долговременной, преступнейшей деятельностью изверга наших дней Красницкого, религиозно смутившего тысячи душ еретической пропагандой (см. журнал "Живая церковь") и коварно задуманным и путем наглой лжи, жестоких насилий и угроз осуществленным расколом, заключившего в тюрьмы и отправившего в отдаленные ссылки сотни служителей Церкви Христовой и доселе продолжающего, совместно с явными и тайными врагами Церкви, подкапываться под этот "столп и утверждение Истины"?! И, однако – Иосифа патриарх Никифор принял в общение по постановлению и с согласия собора епископов, не осмелившись взять на одного себя решение дела, а еретика и душегуба Красницкого Святейший Патриарх готовился единолично (Ибо нельзя серьезно говорить о навязанных ему совне членах синода [18], готовых почти всегда творить волю пославших их - прим. М. Новоселова) принять и почти принял в Высшее Церковное Управление, долженствовавшее ведать дела русской православной Церкви!..

Говоря все это, я не осуждаю Патриарха: его положение настолько трудно, крест, который он несет уже несколько лет, настолько тяжек, силы его настолько подорваны, что едва ли у кого из чад Церкви явится по отношению к нему другое чувство, кроме чувства сострадания и желания помочь ему молитвой, советом и делом. Нельзя не признать, и даже следует подчеркнуть, что глава нашей Церкви очень чутко прислушивается к голосу не только архипастырей, но и паствы, точнее – всего церковного народа. Раздваиваясь в своих циркулярных распоряжениях относительно стилей [19], поддаваясь (не страха ради иудейска [20], а вполне бескорыстно – так верю я) коварным воздействиям окружающих его со всех сторон искусителей в деле воссоединения с живоцерковниками, Святейший Патриарх, как будто, нарочно тянул то и другое дело, держался, по выражению некоторых, "татарской политики", чтобы вызвать и услышать из среды православного народа живой голос его подлинной веры. И голос этот раздался, был услышан и явился для Патриарха твердой нравственной опорой для правильного решения затруднявших (Поскольку он был отъединен христопродавцами разного рода - npим. М. Новоселова) его вопросов [21].

Православный народ совместно с верными Церкви архипастырями и пастырями охранил, по милости Божией, Святейшего Патриарха от гибельных для него и вредных для Церкви шагов. И в таком именно течении событий я вижу особое промышление Божие: очень важно и утешительно, что не Высшее Церковное Управление, отъединенное от верующего народа, устраняло соблазны и опасности, угрожавшие Церкви Божией, а все тело церковное, содрогаясь от соприкосновения с искушениями лжи и обмана, посрамляло врага, обнаруживая этим свою жизненность, сохранившуюся, несмотря на множество крайне неблагоприятных и в прошлом, и в настоящем обстоятельств. Слава, честь, поклонение и благодарение Тебе, Христе, чудесно врачующему немощные члены Тела Твоего!

Простите, дорогие, если что переговорил или чего не договорил. Первое покройте любовью, а второе – собственным размышлением. Надеюсь вскоре возобновить беседу с вами.

Прошу молитв. Недужность моя продолжается, хотя и в меньшей мере, чем было раньше.

Милосердие Божие да покроет нас грешных!

Любящий вас брат о Господе.

[1] Первой супругой Констанса была армянская принцесса Мария, внучка св. Филарета Милостивого.

[2] Речь идет об Ироде Антипе (четвертовластнике).

[3] Иоанн Предтеча обличал Ирода Антипу за незаконный брак с женой своего брата (Мф. 14, 3-4); пророк Илия обличал царя Ахава и его жену Иезавель во многих грехах (напр., 3 Цар. 21, 20-26).

[4] Папой Римским в то время был св. Лев III (795-816).

[5] Икономия (домостроительство) (греч.) - деятельность, направленная на конечное спасение человека путем созидания для него Дома Божия - Церкви; отдельные моменты этой деятельности, сами по себе не принадлежащие "жизни будущего века", тем не менее, могут быть оправданы как применительные к существующим обстоятельствам, к конкретным наличным условиям (главным образом - к греховной природе человека).

[6] Творения преподобного Феодора Студита. Том 1. СПб., 1907. С. 77-80; непосредственно после приведенного отрывка автор "Жития" (монах Михаил) еще более подчеркивает и усиливает последнюю мысль: "Так и Павел применялся к обстоятельствам, обрезав Тимофея, однако это не вошло в закон; ибо он сам отвергал его, громко взывая: аще обрезание проповедую, почто гоним есмь? (Гал. 5, 11).

[7] Там же. С. XXIV-XXV.

[8] Там же. С. XXVI-XXVII.

[9] 1 Тим. 2, 2; это выражение входит также в состав сугубой ектений.

[10] Слишком быстрое возведение Никифора в патриаршее достоинство непосредственно из "мирского вещества" противоречило каноническим правилам, предписывающим "предварительно провести кандидата чрез все степени священства, исполняя в каждом чине узаконенное время" (Правило 80-е Святых Апостол; Правило 2-е I Вселенского Собора; Правило 10-е Сардикийского Собора; Правило 3-е Лаодикийского Собора). - Там же. С. XLVIII.

[11] Там же. С. L.

[12] Там же. С. LI; вместо слов "прежним патриархом" в цитируемом источнике стоит "предшественником твоей святости", поскольку данная цитата - отрывок из письма св. Феодора патр. Никифору.

[13] Там же. СLIII.

[14] Точнее, это можно сказать не о сыне императора Ставрикие, занимавшем царский престол лишь два месяца, а о его зяте Михаиле Рангаве, к которому затем перешла императорская власть.

[15] Там же. С. LVI.

[16] Донской монастырь - резиденция Патриарха Тихона после его выхода из заключения.

[17] Обращение В. Д. Красницкого к Патриарху с просьбой принять его (и его группу "Живая Церковь") в молитвенно-каноническое общение было опубликовано в "Известиях" (1924, № 147). Там же были напечатаны резолюция Святителя о согласии "ради мира и блага церковного" принять в общении Красницкого и постановление Патриарха и Синода о создании нового Высшего Церковного Совета, куда был включен и Красницкий (по выражению Святейшего: "министром без портфеля"). В "Известиях" от 29 мая было опубликовано "Воззвание Патриарха Тихона" о подготовке Поместного Собора с участием бывших членов "Живой Церкви".

[18] В переговорах Патриарха Тихона с Красницким участвовали также митрополиты Крутицкий Петр (Полянский), Тверской Серафим (Александров) и Уральский Тихон (Оболенский) (Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 2. Kusnacht, 1978. С. 264).

[19] См. прим.. XI, 16.

[20] Ин. 19, 38.

[21] Решение Патриарха Тихона о принятии в общение Красницкого было обусловлено двумя причинами: а) желанием ускорить ликвидацию раскола путем создания прецедента примирения с одним из наиболее радикальных обновленческих вождей; б) обещанием властей освободить томящихся в тюрьмах и ссылках архиереев и допустить деятельность Синода. Однако столкнувшись со всеобщим недовольством верующих и духовенства (большое значение имела, в частности, беседа Патриарха с митр. Казанским Кириллом (Смирновым), просившим Святейшего "не жалеть архиереев"), св. Тихон прекратил всякие переговоры с Красницким и уже в конце июня 1924 г. аннулировал майское соглашение с ним.